Вся горечь выпита до дна,
Ты одинока, как Луна.
Ночь была беспокойная, почти бессонная. Стоило чуть задремать, как снежным комом накатывали горькие воспоминания. К утру Анна забылась зыбким сном. Проснулась она внезапно от ощущения постороннего присутствия. Она осторожно открыла глаза, боясь увидеть чужого, проникшего в её спальню. Всё было обычно. Дверь закрыта, кресло у кровати пустовало, сквозь шёлковый абажур под потолком прокрался робкий луч из окна и отсвечивал тёплым оливковым цветом. На окне сидело странное существо. Анна с любопытством рассматривала пришельца, не ощущая ни страха, ни волнения.
Удивительный гость напоминал большую птицу, но тело его было вполне человеческое, только совсем прозрачное. Сквозь него легко проходил утренний свет. Над его гордо посаженной человеческой головой двигалось искристое облачко, будто состоящее их пылинок, блестящих в солнечных лучах. Руки ему заменяли белые крылья. Одно крыло беспомощно свешивалось, а другим он орудовал как рукой. Гость опускал кончики перьев в сахарницу, которую Анна забыла на компьютерном столике, когда вечером пила за работой чай, затем осторожно извлекал, просыпая сладкие крупинки, и слизывал их. При этом на его лице, вовсе не напоминавшем лицо херувима, а скорее мужчины со следами прожитой жизни, проявлялось выражение блаженства. От наслаждения он словно вырастал в размерах, а искорки над его головой кружились заметно быстрее. Затаив дыхание, Анна следила за манипуляциями незнакомца, как взрослые с умилением наблюдают за игрой ребёнка.— Проснулась, доброе утро! – произнёс гость неожиданно низким мягким баритоном. При этом он стал почти невидимым, словно весь превратился в голос. – Извини, что немного похулиганил здесь у тебя. Захотелось горечь подсластить, не смог отказать себе в удовольствии.
— Доброе утро, – отозвалась Анна. Ей почудилось, что существо, похожее на ангела, было ей хорошо знакомо, и даже голос его она уже слышала. В голосах певица Анна Журавлёва хорошо разбиралась. Своим музыкальным слухом она различала оттенки голоса и запоминала навсегда. Любого знакомого Анна узнавала по первому «алло» в телефоне. А певческие голоса по присущей каждому характерной подаче звука.
— Не обижаешься, что я по-свойски к тебе обращаюсь? Ведь я знаю тебя с рождения и даже немного раньше. – Он повернулся к Анне лицом, снова немного увеличившись, словно специально, чтобы Анна лучше его разглядела. – Узнаёшь меня? Я твой Ангел-хранитель.— Узнаю, – спокойно, как о само собой разумеющемся, сказала Анна. – У кого ещё может быть ангел со сломанным крылом? Только у меня.
— Мой потрёпанный вид – твоя заслуга, –возмутился Ангел. – Не успеваю твои беды разгребать. Вчера со всего маха на улице рухнула. Каюсь, не доглядел. Только и успел крыло подставить. – Он показал крыло, крупные перья которого были сломаны, некоторых недоставало, а многие торчали пушистыми недоростками как у неоперившегося птенца.
— Это ты меня поддержал? Спасибо. И правда удивительно, что при падении ничего не сломала. На ровном месте будто кто в спину толкнул. – Анна подалась вперёд, чтобы взглянуть в лицо Ангела. Он остановил её, предупредительно выставив крыло с поднятым вверх, как указательный палец, пером.
— Возможно, мне придётся некоторое время отсутствовать, – произнёс он довольно буднично. . . – и Ангелам приходит время подлечиться, нарастить недостающие перья. – Голос его стал тоньше, и сам он уменьшился, как-то истончился. – Я прилетел попросить тебя немного поберечься.
— Спасибо за заботу, я привыкла сама с проблемами разбираться. А ты лечись. Вон как пострадал, бедняга.
— Вот характер, сколько лет тебя терплю… Прошу, предупреждаю, а ты всё такая же! – вдруг вспылил Ангел. И искорки над его головой разбежались в стороны серебристым облачком. – Всё сама, да сама… Кем бы ты была без меня? Девочкой, которая пела в хоре, как сотни твоих сверстниц, – обиделся Ангел. – Знаешь ли ты, что нам запрещено вмешиваться в судьбу подопечных, но уж очень любил тебя и хотел помочь. Это я, грешный, перекормил солистку мороженым. Она заболела, бедняжка. И я надоумил вашего хормейстера сделать тебя солисткой. Всю жизнь Анна считала, что выйти на большую сцену ей помог талант. А оказалось, её успех – это заслуга Ангела. Ангел совсем по-птичьи повернул голову и покосился на Анну одним глазом, будто прочёл её мысли. – Не веришь? Припомни свою первую афишу. Это моё имя ты выбрала. Афиша вышла славная: ты на ней выглядела как окрылённый ангел. Анна смутилась, но не удержалась от улыбки, представляя свою первую афишу, где крупными буквами было написано «Ангелина». С этим именем она выступала на сцене почти тридцать лет. Ангел довольно улыбнулся, от чего лицо его помолодело, а над головой снова взвились искорки. На первом концерте Анна пела с симфоническим оркестром, которым руководил Леонид. Он стал её мужем и художественным руководителем коллектива, когда она решила начать сольную карьеру. Его талант композитора помог успеху Анны на сцене.
— Да, – подтвердил Ангел, будто Анна думала вслух. – Твой муж был неплохим аранжировщиком, а тебе я иногда диктовал тексты. Вместе вы писали хорошие песни. Вполне удачные хиты. Ох, и пощипали мне за это перья в нашей канцелярии!
«И зачем он заговорил о муже?!» Анна откинулась на подушку и закрыла глаза. Его трагическая гибель до сих пор незажившей раной ныла в душе Анны. Она вспомнила тот роковой день. И сердце снова сильно заныло от боли.
— Ну, прости меня, прости. Сболтнул, не подумав, – просительно произнёс Ангел низким приглушённым голосом, – мне самому горько и обидно.
Анна лежала с закрытыми глазами, ей не хотелось разговаривать с болтливым Ангелом.
— Знаешь, чтобы счастливо жить на небе, нужно чтобы тебя было кому вспоминать на Земле, – донёсся до Анны мягкий баритон Ангела, – у него там всё в порядке, пока ты здесь помнишь о нём. Анна открыла глаза и с признательностью посмотрела в просветлённое лицо Ангела. Он был печален, и облачко над его головой будто замерло. Ангел заслонил глаза целым крылом, словно смахнул случайно набежавшую слезу. Этот жест умилил Анну и заставил её смягчиться.
— А знаешь, что мне вспомнилось сейчас? – вдруг спросил Ангел. И смех его рассыпался звонким колокольчиком, от чего весь он заискрился от макушки до кончиков крыльев. – Твоё появление на свет. Мы трудились вдвоём с ангелом–хранителем твоей матери. Это работа для нас трудная, но очень приятная. Ты у меня первая девочка была. Я тебя так ждал! И цвет волос, и цвет глаз выбрал, и талант присмотрел. Славная женщина получилась! Загляденье. – Снова звоном колокольчика покатился его смех, и закружили в весёлом танце искорки. – Мужчинами вертела, как фокусник двуцветным плащом.
Анна приняла весёлую нотку Ангела:
— Видимо, не без твоей помощи? А мне было и невдомёк, всё на счёт своей красоты и обаяния списывала. – Она весело улыбалась, на душе было легко и радостно, как от общения с близким другом. Не стесняясь, Анна села на кровати, нащупала ногой тапочки. Но побоялась встать, чтобы, нечаянно вспугнув Ангела, не нарушить идиллию. А тот мечтательно глядел в окно, и перья на его крыльях то расправлялись, то складывались в ажурную белую кисею. Анна была рада его появлению в эти трудные дни её болезни. Она испытала облегчение, перестала чувствовать себя одинокой. Ангел снова заговорил, и голос его согрел ей душу.
— Задала ты мне работы, когда твоя дочь на свет появлялась. Пух, перья в разные стороны летели, – он вздохнул и снова уменьшился, стал прозрачным. – Муж твой музыкой поддерживал. Под окнами роддома на скрипке играл.
— Правда, что ли? – засмеялась Анна. – Я не слышала, а он никогда не рассказывал.
— Никто кроме нас, ангелов, не слышал. Он ведь мысленно играл. А нам этого достаточно. Хороший человек был, не зря ты его выбрала. Нового продюсера, слава Создателю, сама додумалась бросить. Он меня очень огорчал. Но мы в такие дела не вмешиваемся. А когда ты решила уехать, я тебя одобрил. Ты меня слушала, а я тебя просто на крыльях нёс, – довольно заметил Ангел. – И здесь у тебя всё легко получилось. Вот от операции я изо всех сил старался тебя отвести. Знаки тебе посылал, а ты не слушалась. Всякое твоё невнимание стоит мне оперения. – Он с укоризной посмотрел на Анну, занёс перо над сахарницей, но, не завершив движение, продолжил: — Первым делом страх в тебя поселил. Ты с профессором поговорила, он тебя убедил. Я тогда его в Америку на целый месяц отправил. Надеялся, ты передумаешь. Уже в клинике почти со стола снял. Нет, если ты что решишь, с места не сойдёшь. Ох, и трудно мне с тобой. Все перья повылезли, пока тебя из рук «тёмной» вырвал. Обернусь, бывало, бабочкой и стерегу тебя ночами в больнице.
— Значит, это ты был? – Анна еле сдержалась, чтобы не всхлипнуть от жалости к себе. – Я действительно мучительными ночами видела большую яркую бабочку. Спасибо тебе, родной. Анне вдруг почудились мягкие нежные объятия, будто лёгкие крылья Ангела касались её плеч. Он заговорил ласково, как отец с плачущим ребёнком:
– А внука ты сама спасла. Вовремя примчалась и, как ангел, простёрла свои крылья над новорожденным.
Ангел погрузил в сахарницу перо. Слизнув крупинки, он почмокал губами, как младенец, и наслаждение расплылось по его лицу. Гость снова заглянул в сахарницу и капризно произнес:
— Хоть ещё сахарку подсыпь!
— Да, конечно, – засуетилась Анна. Она схватила сахарницу, и босая побежала на кухню. Спустя минуту Анна вернулась в спальню с коробкой конфет и полной сахарницей. В комнате никого не было. Лишь раскрытая створка окна шевелилась от ветра, как крыло большой птицы, в стекле играли мелкие солнечные блики. Она мельком взглянула в большое настенное зеркало и увидела окрылённую помолодевшую женщину с горящим взглядом. Анна улыбнулась своему отражению и произнесла:
— Он улетел, но обещал вернуться…
Цветана Шишина (Израиль).
Visits: 88