Книга рецептов от любовных неудач

Ольга ЩЕКОТИНСКАЯ родилась в подмосковном городе Дмитрове, закончила Московский медицинский институт. По специальности – врач акушер-гинеколог. С 1991 года живёт в Амстердаме, где, пройдя все тяготы эмиграции, подробно описанные в её книгах, ей удалось подтвердить диплом врача и через 10 лет вернуться в профессию. В настоящее время Ольга Станиславовна трудится в отделении пренатальной диагностики одной из самых крупных клиник Голландии. Наряду с этим в круг её интересов входит духовная психология, основанная на практиках самопознания, таких как йога, медитация, тантра, дизайн человека и генные ключи. За её плечами – два глубоких ретрита в интернациональной школе хатха-йоги Агама на сакральном тайском острове Ко Панган.
Работая над своими книгами, основанными на личной жизненной истории, автор преследует единственную цель: донести до как можно большего числа женщин всё, что она осознала и к чему пришла в результате пережитого опыта и многолетней работы над собой, помочь им поверить в себя, обрести целостность и самодостаточность.
В своих произведениях она исследует тему отношений, Любви, самопознания и уроков души, во многом опираясь на собственный опыт духовного развития. Самая первая книга – исповедь эмигрантки “Как избавиться от синдрома ММ” – была издана в 2016-м году.

Психологическая драма о поисках себя, основанная на реальных событиях. Эта книга — спасательный круг для женщин, склонных попадать в сильную эмоциональную зависимость от партнёров. История героини может служить для них подробной пошаговой инструкцией о том, как перестать страдать и стать, наконец, счастливой и самодостаточной. Но это не книга по психологии, а роман с захватывающим сюжетом, где есть всё — и тяготы эмиграции, и закулисные стороны амстердамской жизни, и переоценка ценностей, и душевные терзания героини, связанные с её неудачными романами, и пересмотр личной истории с многочисленными флэшбэками в прошлое, и опыты по расширению сознания, и йога, и тантра, и путешествие в Таиланд в поисках духовности. Две абсолютно разные женщины — в начале книги и в конце её. Изменить себя возможно — это доказывает история героини. Изменить себя, чтобы перестать наступать бесчисленное количество раз на одни и те же грабли и начать жить полноценной жизнью. Эта книга, без всякого сомнения, поможет многим женщинам, путающим патологическую привязанность с истинной любовью, по-новому взглянуть на себя и попытаться изменить свою жизнь к лучшему. Автор, врач по образованию, вполне могла бы обратиться к своим читательницам с призывом: если у тебя болит голова — прими парацетамол, подцепила инфекцию — начинай пить антибиотики, а если не можешь разобраться в причинах своих любовных неудач — прочти эту книгу.

“Захватывающее повествование! Искренняя героиня. С самого начала ей сострадаешь и даже негодуешь от проявлений её мягкотелости – ведь больно! Но именно через боль приходит осознание… Уж если писать на эту животрепещущую и болезненную для многих тему, то исповедально! Что и сделала автор. Без честности перед читателем вообще не создать произведения. Меня потрясли откровенные признания Стэйси в своих заблуждениях и слабостях. В этом сила героини и – соответственно – книги! Испытание эмиграцией, пусть и добровольно избранной как путь, тоже не для слабонервных, знаю по себе. Поэтому Стэйси копит опыт своей уникальной жизни, оставаясь самой собой. Но однажды все “кандалы восприятия” и стереотипы поведения становятся для неё невыносимы. И ради этого прозрения она шла именно таким сложным, но честным путем. Молодчина, Стэйси! Браво, автор прекрасной книги! Рекомендую читать всем”, – пишет писатель Лилия Гейст.

Фрагмент из книги

Никогда не клади ключи от своего счастья в чужой карман.
Автор неизвестен

Если вы внезапно очутились в яме,
первое, что надо сделать, — это перестать копать.
Уилл Роджерс

Индонезийская шаманка слегка помяла мне плечи, после чего вдруг отскочила в сторону, отчаянно замахала руками и неожиданно тоненьким голоском, смешно, нараспев выговаривая голландские слова, запричитала:
— Вар-де-ло-зе ке-е-ерел! Про-фи-тёёр! Феел дин-хен хра-а-атис! Ай-яй-яй!
Я посмотрела на подругу, сидящую здесь же на стуле. Она сделала огромные глаза и дёрнула подбородком. Что скрывалось за этим жестом, нетрудно было догадаться — видишь, мол, а я тебе что говорила? И стоило ради этого в такую даль тащиться? Всё же и так ясно было… Почти два часа от Амстердама колесили… Да и в пробке пришлось постоять. И всё это для того, чтобы услышать те же самые тексты, слово в слово, только на корявом голландском…
Я смиренно потупила глаза. Да, да, конечно… вы обе правы… Он недостойный, непорядочный и использовал меня в своих интересах. Головой-то я всё понимаю, не на столько уж я безнадёжна. А вот сердцем… Ну что вы от меня хотите? Что я могу сделать? Ведь это любовь! А она, как известно, зла… И здесь я совершенно беспомощна.
— Дат ис ман нит фоор яау! Комт аандере ман… мет инхаааут… — продолжала тем временем шаманка, занявшаяся теперь моими стопами.
Я лежала на кушетке, накрытая стареньким и пахнущим чем-то затхлым одеялом, сгорала от стыда за то, что не сделала педикюр — не до того было, и думала: ну да, конечно, давай рассказывай — появится другой мужчина, с богатым внутренним миром… положительный и добропорядочный… Да я на такого даже и не посмотрю, где уж там влюбиться! Гиблое дело… Как же ты этого не видишь, ты же шаманка?..
Дело в том, что у меня синдром Мерилин Монро. То есть, как истинно хорошая, умная и красивая «девочка» я способна влюбляться исключительно в плохих «мальчиков», которым совершенно не нужна, которые меня абсолютно не ценят, мучают и, образно говоря, вытирают об меня ноги. И чем хуже «мальчик», и чем меньше я ему нужна, тем сильнее страсть. И так было всю мою уже достаточно долгую и далеко не безгрешную жизнь. И каждый последующий «мальчик» был ещё хуже предыдущего. А последний был настолько плох, а я была настолько раздавлена и опустошена, когда он меня окончательно бросил, что пришлось даже искать помощи у шаманки. Всё это было бы, наверное, грустно, если бы не было так смешно, учитывая, что «девочка»-то в предклимактерическом уже почти возрасте.
О синдроме, о том, что он существует, и о том, что я такая не единственная, я узнала совсем недавно. После того, как совершенно обессиленная от невыносимых страданий, вызванных разрывом с последним «плохишом», я случайно, пытаясь найти утешение в интернете, забрела на форум транссерферов, последователей теории Зеланда.
В свое время книга Вадима Зеланда «Транссерфинг реальности» очень помогла мне выйти из тяжёлой депрессии, вызванной похожей ситуацией. И сейчас я вспомнила об этом и разыскала в интернете его авторский сайт. Там я обнаружила форум и множество интересных тем. Клюнув на красивое название «синдром Мерилин Монро», я заинтересовалась, почитала посты и поняла: похоже, это про меня… очень похоже… да что там похоже, тут прямо всё в точку!.. И я скачала из интернета книгу, название которой было позаимствовано для заголовка темы.
Потом несколько вечеров подряд в процессе чтения я узнавала себя всё больше и больше. Я и рыдала, и истерически хохотала, и задыхалась от ужаса и стыда, и в конце концов чётко поняла: да, несомненно, это мой диагноз. Оказывается, то, что я всю свою жизнь принимала за настоящую любовь — это и не любовь вовсе, а болезнь. Именно так было написано в книге. Роковая страсть и патологическая привязанность, очень похожая на наркотическую зависимость. А любовь — это что-то совсем другое. И этому мне ещё предстоит научиться. Если, конечно, выживу… и не попаду в психушку…
Для моей подруги Инги, которая привезла меня сегодня к шаманке, всё это открытием не было. Она давно уже дала мне очень чёткое определение. Как-то в компании нескольких приятельниц она пророчески высказалась:

— Вот поставь перед Стаськой 10 мужиков, всяких разных, будут среди них и красавцы, и умники, и одарённые, и самые что ни на есть достойные. Так она из них обязательно выберет самого проблемного и с самым мерзким характером, будет его сначала упорно добиваться, потом, добившись, долго с ним возиться, всячески помогать, жить его интересами, жертвовать собой, и в результате останется у разбитого корыта.

Высказывание по снайперски точное, лучшего определения мне дать было просто невозможно. Не было для Инги открытием и то, что последний мужчина моей мечты по имени Виталик откровенно меня использовал. А я с удовольствием позволяла это делать. Целых два года. И не только позволяла. Активно ему в этом помогала. Прописала в своей амстердамской квартире, всячески ублажала, холила и лелеяла, пылинки сдувала, жарила, парила, варила борщи, баловала расслабляюще-эротическими массажиками, возила за свой счёт в отпуск, прощала ужасные вещи, закрывала глаза на откровенно непристойное поведение, иждивенчество, постоянный флирт с женщинами и многочисленные измены…
Даже к психиатру его водила, потому что не могла поверить, что здоровый человек может так себя вести… Диагноз звучал неутешительно: типичный нарцисс с выраженными признаками социопатии. Но меня это не остановило. Ведь кто же ему ещё поможет, если не я? Ведь ему, бедняге, так тяжело, наверное, жить на свете с таким характером. Он, должно быть, и сам себе не рад…
И я продолжала его ублажать. Очень старалась. Всё надеялась, что он разглядит, какая я хорошая, поймёт, что лучше меня ему всё равно не найти и… полюбит меня. То, что он не любит, я при всей своей одурманенности и влюблённой слепоте всё-таки понимала. Но ничего, наивно думала я, моей любви хватит на двоих, она ведь безусловная! Мне ничего от него не нужно, кроме него самого. В конце концов я растоплю своей любовью его ледяное сердце, его глаза откроются, он, наконец, оценит меня и поймёт, что мы созданы друг для друга. И тогда мы заживём долго и счастливо и умрём в один день.
Вот такую приторно сладкую сказочку я себе сочинила… Всё это очень типично для женщин с синдромом Мерилин Монро, это я потом из книжки узнала… Я просто из кожи вон лезла, чтобы ему угодить. Но все мои старания оказались напрасны. Он меня всё-таки бросил. Правда, потом в течение полугода ещё пару раз возвращался, и я его безропотно принимала, но в конце концов ушёл окончательно. Со страшным скандалом и массой оскорблений в мой адрес. Ушёл к другой женщине. Не намного меня моложе, но зато более состоятельной.

Ольга Щекотинская со своей книгой на одном из мероприятий

Чем эта история закончится, было с самого начала понятно всем, кроме меня… Впрочем, так всегда и бывает. Ну что ж, совершила очередную ошибку…
Иногда кажется, что вся моя жизнь — это сплошная череда ошибок. Всё как-то глупо, всё не так… Если бы заново, если бы ещё один шанс! Так страшно стареть… Вот ведь, бог дал внешность, а я никак не смогла её использовать. Всё так бездарно, так банально…
А с другой стороны, как, собственно, могло быть по-другому? Где и как могла бы я эту свою замечательную внешность удачно применить? Профессия модели, вернее манекенщицы, как их называли во времена моей юности, считалась в нашей стране развитого социализма не то чтобы совсем неприличной, но для честной девушки всё же несколько сомнительной.
Актриса? В юности эта мысль просто не давала мне покоя, но потом… Слишком сильно ударили меня по самолюбию на прослушивании в ГИТИСе, хотя ведь, если разобраться, ничего ужасного мне тогда и не сказали: «Нам очень понравились внешние данные, но за страшным волнением ничего невозможно было разглядеть». Тем более что это было даже и не официальное прослушивание. По просьбе друга нашей семьи, приближенного к артистическим кругам, меня всего лишь «посмотрели» и даже пригласили прийти ещё раз. Но нет — ведь я же гордая. Восприняла это заявление как полный провал, посчитала себя бездарностью и поставила крест на своей артистической карьере.
Было ли именно это событие неверным поворотом в моей судьбе? Или это произошло гораздо раньше, в отрочестве, в детстве? Ведь я очень долго не сознавала, что красива. Даже наоборот, считала себя чуть ли не уродиной. Это, кстати, тоже типично для женщин с синдромом ММ. Трудно себе представить, но даже сама Мерилин — общепризнанный секс-символ всех времен и народов, совсем не считала себя красавицей и очень сильно расстраивалась, разглядывая себя в зеркало. Её жизненная история тоже подробно описана в вышеназванной книге, так же как и то, что все её мужья никогда не воспринимали её всерьёз, унижали, оскорбляли и даже регулярно поднимали на неё руку…
Родись я лет на 10—15 позже, жизнь моя, возможно, сложилась бы иначе. Может быть, не столь выраженным был бы тогда мой комплекс по поводу внешности. Ведь во времена моей юности в маленьком провинциальном подмосковном городке, где я родилась и выросла, были совсем другие представления о красоте — небольшой рост, круглое кукольное личико, не слишком длинные крепенькие ножки, обязательно широкие округлые бедра… этот пресловутый признак женственности… Самым страстным моим желанием в 14 лет было поправиться и больше не расти. Только сейчас, глядя на свои юношеские фотографии, я понимаю, каким очаровательным подростком я, должно быть, была. Тоненькая, длинноногая, с копной длинных густых светло-русых волос, обрамляющих чуть удлинённый овал лица с большими, по-кошачьи раскосыми серо-зелёными глазами…
Никто не мог этого оценить в маленьком провинциальном городке. Даже моя родная мать ни разу в жизни не сказала мне, что я красива. Ведь она была безоговорочно признанной первой красавицей нашего городка. Так же как и бабушка в своё время. У них всё было в полном порядке и с овалом лица, и с бёдрами, и с ростом… А я была настоящим гадким утёнком в нашей семье. Помню, как бабушка, обращаясь к маме, сочувственно на меня глядя, говорила:
— Нет, Стаська-то не в нашу породу… в Вержбицких она…
Фамилия Вержбицкая досталась мне от отца. Дед или прадед его был выходцем из Польши, сосланным в царские времена за крамольную политическую деятельность в Сибирь и в результате осевшим где-то под Барнаулом. Оттуда и пошёл род Вержбицких. Не могу поклясться, что это правда, но, по словам моей тётки, младшей сестры отца, была там ещё и примесь французской крови. Потому как этот прадед привёз с собой в Сибирь и свою жену, наполовину француженку, или же она потом приехала к нему в ссылку. Ну просто какая-то «Звезда пленительного счастья» получалась по её рассказам. Но не исключаю, что ей просто приятно было так думать.
Если в семье я была гадким утёнком, то в школе, скорее, белой вороной. И опять-таки в немалой степени благодаря своей фамилии. В нашем классе учились дети с простыми русскими именами. Школьные подружки мои были — Андреева, Фёдорова, Смирнова, Борисова, Цветкова. И тут я — Вержбицкая… Да ещё и Анастасия…
Именем этим щедро одарил меня отец. Несколько дней после рождения я прожила с довольно распространённым в то время именем Юля, которым хотели назвать меня мама и бабушка, поскольку отец, казалось, не особенно хотел принимать в этом участия. Но неожиданно для всех он вдруг совершенно безапелляционно заявил:
— Анастасия будет! Всё, точка…
Кроме того, отец мой был зубным врачом, всем хорошо известным в нашем небольшом городке. И семья наша была по тем временам достаточно зажиточной. Поэтому в классе я всегда ощущала себя особенной. И страшно этого стеснялась. Ведь во времена моего детства выделяться чем-то из толпы было почти позорным.
Дома меня звали Стасей. Также называли меня и живущие по соседству друзья детства, излюбленным местом игр для которых был наш гостеприимный двор. Cтасей пыталась называть меня в классе и моя первая учительница, которая тоже жила на нашей улице и знала меня с рождения. Но в школе я упорно этому сопротивлялась, постоянно поправляя учительницу и одноклассников, и упрямо повторяя, что меня зовут Настя. Имя Стася казалось мне каким-то уж очень домашним, детским и унизительным.
По иронии судьбы в Голландии я снова стала Стасей… Правда, здесь моё имя звучало несколько иначе, на западный манер — Стэйси, но тем не менее оно снова вернулось ко мне из детства.
В школе к числу признанных хорошеньких девочек я, без всякого сомнения, не относилась. Лет в 12 я была самой маленькой и худенькой в классе. Все девочки в это время уже начали интенсивно расти и постепенно принимать женские формы, а я как-то отстала в гендерном развитии. Моя близкая подружка и одноклассница Натка в 12 лет уже начала носить лифчик, у меня же в этом возрасте, к моей огромной досаде, не наблюдалось ни малейших признаков полового взросления. На уроках физкультуры, где надо было строиться по росту, я стояла почти в самом конце, и Натка презрительно хихикала, показывая на меня пальцем из первых, самых престижных мест строя. Зато в 13 лет я вдруг начала очень быстро расти и в 14 была уже почти самой высокой в классе. И страшно стеснялась своего роста и худобы. Тогда я и приобрела сутулость, с которой долгие годы потом боролась.
В московской школе, куда я перешла учиться в 9-й класс, после того как мама, спустя три года после гибели отца, вышла замуж за моего отчима — москвича, ситуация обстояла несколько иначе. С большим удивлением я обнаружила, что моя соседка по парте Вера, с которой мы впоследствии стали лучшими подругами, была даже выше меня ростом и нисколько этого не стеснялась, а наоборот, гордилась. И при этом она, отнюдь не отличавшаяся округлостью форм, постоянно и отчаянно пыталась похудеть.
Дело в том, что родители Веры жили во Франции. Папа был довольно известным журналистом, а мама переводчицей. Вера жила с бабушкой и постоянно получала посылки из Парижа. У неё всегда были удивительной красоты вещички — заколки для волос, шариковые ручки, карандаши и ластики. Иногда и мне перепадало. Да и не только мне. Верусик не была жадной.
Характером она обладала просто замечательным. Абсолютно не задавалась, несмотря на своих «заграничных» родителей и совершенно невероятные тряпки, страстно любила русскую литературу, да и вообще всё русское, была открытой, достаточно наивной и восторженной девочкой. Ей нравилось доставлять подругам маленькие радости, поэтому она щедро одаривала нас всех подобными мелочами.
Но мелочами эти предметы были исключительно для неё. А для нас… Как сейчас помню эти пластмассовые шариковые ручки, особенно свою любимую, ярко-оранжевого цвета с круглым набалдашником на конце. Их приятно было уже просто держать в руках. А уж как они писали… И даже и пахли как-то по особенному, или мне это только казалось? С лёгким оттенком запаха французских духов…
У Веры в гостях я впервые попробовала кока-колу из маленьких стеклянных бутылочек и белый шоколад в форме вытянутой пирамидки, с крошечными кусочками пчелиного воска, восхитительно налипавшими на зубы. До сих пор помню это ощущение. Это был восторг! Мне тогда казалось, что ничего вкуснее в жизни я никогда не пробовала!
А в конце десятого класса Вера сделала мне совершенно невероятный по тем временам подарок. Она подарила мне французскую компактную пудру «Кристиан Диор»! В продолговатой тёмно-бирюзовой глянцевой пудренице. Мы вместе выбирали этот подарок в магазине «Берёзка». Какое же это было счастье! Как потрясающе эта пудра ложилась на кожу! А как она пахла… Ммммм, до сих пор помню этот запах… Никакие духи с ним сравниться не могли!
Для Веры моя внешность, как потом выяснилось, была просто идеалом. Она ведь была воспитана на других представлениях о женской красоте! Бывала в Париже и видела тамошних красоток. С восторгом она рассказывала, что ТАМ в тренде именно такие, как я. Тоненькие, длинноногие, с вытянутым овалом лица. Но я почему-то не особенно ей верила.
Поэтому и не могла тогда, в 15-летнем возрасте, никак себе объяснить, что же нашёл во мне взрослый 25-летний студент физфака, который, познакомившись со мной, девятиклассницей, случайно на улице, так настойчиво искал потом встреч. Я к нему даже на свидание первый раз с мамой пришла, так как воспитана была в строгости и обо всём и всегда обязана была ей рассказывать. Впрочем, мама, по-моему, тоже была в недоумении. А он ничуть не смутился, только смотрел на меня восхищёнными глазами и говорил, что я прекрасна, и что если какие-то уроды этого не понимают, то это их проблемы.
Потом мы пригласили его в гости. Он приехал с цветами, вёл себя очень по-светски. Разговаривал, в основном, с мамой. Они, кстати, великолепно находили общий язык. А я томилась и ждала, когда же закончится этот визит, и я смогу, наконец, убежать к подружкам, поболтать о всякой нашей девчоночьей ерунде.
В конце концов я объявила ему по телефону, что встречаться мы больше не будем — ничего не получится, поскольку у нас разные интересы. До сих пор помню отчаяние в его голосе, когда он спрашивал:
— Ну какие, какие у тебя интересы?!
В институте уверенности в своих внешних данных у меня не прибавилось. Я по прежнему считала себя слишком худой, да и лицо, к которому, по большому счету, никаких претензий не было, тоже почему-то по достоинству не ценила. На нашем потоке была признанная красавица — рыжая Машка. Каково же было моё удивление, когда однажды по дороге домой из института моя подруга вдруг невзначай произнесла, что вообще-то она считает меня красивее Машки. Это заявление ввергло меня в состояние настоящего ступора. Что?.. Я?… Кра-си-ве-е?? Она действительно так сказала, или мне почудилось?
Но ведь бывало даже такое, когда незнакомые люди не могли удержаться, чтобы не сообщить мне то, чего я так упорно не хотела признавать. Однажды в метро женщина, напротив которой я стояла, держась за поручни, вдруг, страшно меня смутив, произнесла: «Боже, какая хорошенькая, смотрю и оторваться не могу…».
И не смотря на всё это — страшная неуверенность в себе. Да что там неуверенность — настоящий комплекс неполноценности. Может быть, оттого и выбирала всегда самых неподходящих партнеров, которые меня абсолютно не ценили… Потому что в глубине души считала, что не достойна любви?
А тех мужчин, которые были мною серьёзно увлечены и настойчиво проявляли знаки внимания, я безжалостно отвергала. Они мне почему-то были совсем не интересны. Вот странно, ведь это же чисто мужская черта характера — когда само идёт в руки, сразу полностью пропадает интерес. Привлекали меня всегда мужчины необычные, яркие, пусть даже и за счёт сомнительных качеств.
Почему так? Почему все яркие, интересные личности, как правило, имеют совершенно невыносимый характер? И почему так скучны и бесцветны люди во всех отношениях положительные? Не берусь, конечно, утверждать за всех женщин, но из своего опыта я вынесла именно такое убеждение.

Интересно, в чём вообще секрет привлекательности? Иногда бывает, что идеальная красота не имеет никакой притягательной силы, если в человеке нет чего-то такого совершенно неопределимого, что её, эту необъяснимую силу притяжения, пробуждает.
В моей жизни было целых два примера, подтверждающих этот странный факт. Два потрясающе красивых юноши. Один в школе — одноклассник, другой в институте — сокурсник. Оба хороши до безумия, но абсолютно разные. Первый — жгучий брюнет с идеально правильными чертами лица и уже пробивающимися тёмными усиками. Второй — голубоглазый блондин скандинавского типа с роскошными вьющимися волосами. И оба они — что удивительно и необъяснимо — совсем не страдали от избытка внимания девушек. Скорее наоборот. Все девушки, включая меня, совершенно не замечали их красоты.
Вернее нет, не совсем так. В первый момент, уверена, все они, как и я, просто замирали от восторга, но потом очень быстро привыкали, как привыкают к красивой картинке, и при этом почему-то не возникало никаких особых эмоций и романтических чувств.
На первом курсе института у меня вроде бы стал завязываться роман с одногруппником. Какое-то время все даже считали нас парой. Мы всегда садились рядом на лекциях, вместе совершали бесконечные переезды с кафедры на кафедру — наш третий “мед” был разбросан по всей Москве, — почти каждый день созванивались.
Ах, Дима, Димочка… Он стоит того, чтобы заострить на нём внимание. Начнём с того, что он был моложе нас всех. Каким-то фантастическим образом, благодаря своей вундеркиндовости, ему удалось закончить школу на год раньше. Кажется, ему было всего 16. Да, он был умницей. И до неприличия хорошеньким. Красота его была какой-то трогательной, скорее девичьей. Восхитительные густые волосы редкого оттенка рыжего цвета, близкого к палевому, выразительные серые глаза, нежная кожа. Мне кажется, он ещё даже не брился в то время. И конечно же, совсем ничего не умел… Да я и сама тогда почти ничего не умела, всего один раз в жизни целовалась по-настоящему, но с ним я чувствовала себя почти опытной женщиной. Видимо, из-за этой его неумелой робости ничего у нас и не получилось.
Он был влюблён в меня, Димочка. Наверное, я причинила ему сильную боль, когда променяла в зимнем студенческом лагере на смазливого длинноволосого студента геодезического института, вечно подвыпившего, пошловатого и не слишком умного, но уже искушённого в вопросах секса, что казалось тогда крайне привлекательным. Когда ты сама неопытна, хочется быть ведомой кем-то, кого мыслишь как настоящего мужчину. Хотя вполне возможно, что он только пытался создать такое впечатление, поскольку дальше поцелуев и обжиманий в комнате с погашенным светом дело у нас не зашло.
В этой же самой комнате присутствовал и его приятель, тоже с девушкой, и вот он, похоже, опытом подобным уж точно обладал, судя по звукам, доносившимся с соседней кровати. Мой геодезист тоже слишком уж шумно и порывисто дышал, пытаясь, видимо, соответствовать ситуации. Подозреваю, что для него было важнее, что подумает о нём приятель, чем то, что происходило между нами. После каникул, когда я вернулась в Москву, он мне даже не позвонил. Видимо ему тоже хотелось кого-то поопытнее. Я полностью погрузилась в горькие переживания по этому поводу, и было мне уже не до Димочки.

Вообще говоря, я достаточно долго хранила невинность, но вовсе не потому, что была такой целомудренной, просто так уж складывалась жизнь. Было несколько ситуаций, когда, казалось, потеря девственности была почти неизбежна, но каким-то совершенно непостижимым образом доля сия каждый раз меня миновала. Поэтому на втором курсе института я чувствовала себя белой вороной, особенно когда подруги делились друг с другом впечатлениями о своих любовниках. Я тоже придумывала какие-то истории, чтобы не выглядеть совсем уж смешно. Но до 20 лет всё же умудрилась остаться девственницей.

Так получилось, что первым моим мужчиной стал мой будущий муж. Причём он страшно удивился, когда при попытке в первый день нашего знакомства затащить меня в постель, узнал, что я девственница. Совершенно потрясённый этой новостью, он отстранился, присел на краешек кровати, на которую до этого пытался меня уложить, и на минуту замолчал. Лицо его приобрело мечтательное выражение, и он произнёс что-то очень романтичное, вроде того, что вот и ему, наконец, солнышко улыбнулось. Надо отдать ему должное, получив от меня такую столь обрадовавшую его информацию, он не стал настаивать на близости, и пару месяцев мы просто встречались.
В то лето у меня было несколько кандидатов на роль первого мужчины, но почему-то я выбрала именно его… Видимо, он был самым для меня неподходящим. Ведь мы, женщины с синдромом ММ, всегда выбираем именно таких. И кроме того из всех этих кандидатов был он, без всякого сомнения, самым необычным.
Мы учились в одном институте, он был на три года старше. Но на учёбу времени у него оставалось мало по причине бурной деятельности совсем в другой сфере. Дело в том, что он был фарцовщиком. Фарцевал он джинсами, дисками — пластами, как их тогда называли, мебелью и даже машинами. У него самого тоже была машина, шестёрка «Жигули» нежно-зелёного цвета. Именно в неё я и уселась сразу же после нашего знакомства в вестибюле главного здания института. Был конец июня, и в тот день я сдавала экзамен по гистологии, которым заканчивалась сессия. Неожиданно начался сильный дождь, я в нерешительности застыла у входных дверей, и мой будущий возлюбленный благородно предложил меня подвезти. Звучащая в машине музыка культовой в то время группы “Бони-М”, летний дождь, ощущение свободы после успешно сданной сессии — всё это заставило нас изменить направление движения.
— Сейчас мы с тобой потеряемся! — весело сказал он, и минут через сорок мы оказались на его подмосковной даче, где и произошла первая неудачная попытка соблазнения.
Мама моя была просто в ужасе от этого романа. Помню, как однажды, совершенно обезумевшая от тревоги и бесконечных хождений у подъезда в ожидании моего возвращения, она злобно и достаточно грубо вытаскивала меня за волосы из машины моего избранника, когда я задержалась минут на сорок позже одиннадцати вечера. Воспитывала она меня в строгости, и ровно в 23:00 у нас был назначен комендантский час. Костя — так звали моего будущего мужа, был, помнится, страшно удивлён столь бурным её темпераментом.
Никто не одобрял моего выбора, тем более что занятие фарцовкой считалось в то время почти непристойным. Но мне, вопреки всему, это даже нравилось. Ну как же, так необычно! Меня ведь всегда тянуло в запретную зону. Мне даже какое-то время казалось, что я в него влюблена. Но это, наверное, вполне естественно, всё-таки первый мужчина… Хотя, если честно признаться, от близости с ним я получала сомнительное удовольствие. Первый раз вообще показался мне ужасным. Разочарованию просто не было предела. И вот из-за этих каких-то нелепых, неэстетичных судорожных движений, сопения и потения — столько страсти и переживаний? Как это унизительно… Неужели это и есть жизнь взрослой женщины, к которой я так стремилась?
Подобные мысли всё время крутились у меня в голове после того, как спустя пару месяцев после знакомства, произошло, наконец, это знаменательное событие в моей жизни. Но всё же я была довольна, что перестала быть белой вороной, и теперь у меня есть любовник, как и у всех моих институтских подруг. То, что любовник достаточно быстро перекочевал в статус мужа, тоже, в общем-то, можно назвать случайностью — я забеременела…
Узнав о моей беременности, Костя повёл себя благородно, и мы тут же подали заявление в ЗАГС. Свадьба была странной. Отец Кости был болен раком гортани и доживал последние месяцы. Сразу же после ЗАГСа мы заехали навестить его в больнице и только потом отправились в ресторан, где уже ждали приглашённые гости.
Моё свадебное платье было ярко-брусничного цвета. Вместо фаты — такого же цвета шляпка-таблетка. Не знаю почему, так уж мне захотелось… Странно конечно, обычно все невесты мечтают о пышном белом платье-торте и длинной фате. Но мне это уже тогда почему-то казалось страшно пошлым.
Сама свадьба не оставила в моей памяти ярких воспоминаний. Помню длинный стол, своих друзей и подруг, нарядно одетых, с необычно серьёзными и значительными лицами, банальные скучные тосты… Почему-то совершенно стерлись из памяти даже наши поцелуи под крики «Горько!»… А ведь мы без всякого сомнения целовались, свадьба же… Единственное, что запомнилось, – это то, как моя мама темпераментно отплясывала с новоиспечённым зятем какой-то восточный танец…
После свадьбы я переехала к Косте. Он жил с родителями в трёхкомнатной квартире на окраине Москвы. Отца его выписали домой как безнадёжного, и он уже не вставал с постели. Мать была постоянно при нём. Костю почти сразу после свадьбы забрали на два месяца в студенческие военные лагеря. И я осталась в квартире со свекровью и умирающим свёкром.
Мне казалось очень странным, что теперь я почему-то должна жить с совершенно чужими мне людьми… Мало того, скоро я поняла, что не только они, но и законный муж тоже абсолютно чужой мне человек. Трудно представить себе двух людей, настолько разных, насколько разными были мы с Костей. Каким образом и зачем судьба свела нас вместе, было непонятно. Единственным оправданием этому союзу может служить только то, что в результате него появился на свет наш сын Олег.
С Костей мы не прожили и двух лет. Сыну было восемь месяцев, когда я сбежала от мужа. До сих пор стоит в глазах картина, как я расстилаю на полу простыни, бросаю на них свои и детские вещи, завязываю узлами, хватаю на руки сына и вызываю по телефону такси. Вероятно Костя был крайне удивлён, когда не обнаружил нас в своей квартире, вернувшись на следующий день с дачи, где весело проводил время в компании друзей и, как я подозревала, подруг, что повторялось перед моим побегом регулярно.
Оглядываясь на свою жизнь, я иногда удивляюсь, каким образом, где умудрялась я находить своих так горячо любимых мужчин с совершенно непригодным для совместной жизни характером. Или это они меня находили? Или же всё можно объяснить чистой случайностью?
А может ли быть, что и встреча с самым, пожалуй, значимым в моей жизни «плохишом», отношения с которым были наиболее продолжительными — почти 11 лет, тоже была совершенно случайной?
Был чудесный солнечный летний день, конец июня. Цвели липы. Я в прекрасном настроении возвращалась с работы. В тот день мне не захотелось садиться в душный автобус, и я решила пройтись до дома пешком. Если бы только могла я представить себе в то мгновение, когда диктовала свой телефон так уверенно остановившему меня на улице высокому харизматичному красавцу по имени Кирилл, хоть тысячную долю того, как чудовищно меня потом расплющит…

Узнать, как далее развивались события, можно, прочитав эту историю на Ридеро

Please follow and like us:
Pin Share

Views: 1

Post navigation

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *