Татьяна ПЕПЛОВА – писатель детской и подростковой прозы. Родилась и выросла в Москве. По образованию ЛОР-врач, более 10 лет проработала в сфере добровольного медицинского страхования. В декрете начала писать статьи на медицинскую тематику для “Т-Ж” и занялась художественными текстами. Стала финалисткой нескольких конкурсов, среди которых: конкурс-отбор авторов в проект “Путешествия с Алексеем Ивановым” от его продюсера Юлии Зайцевой; конкурс “Магия текста. Магия голоса” и конкурс детской и подростковой книги от платформы Литрес.
В 2024 году у Татьяны была издана повесть “Кар(м)а”.
Сочетание слов в названии книги — карма и кара — сразу притягивает внимание, погружая в мир мифологии и мистики. Юная героиня через боль потерь пытается преодолеть неотвратимое. На что способен доведенный до предела человек? Что делать, когда не знаешь, как справиться с невыносимым горем и страхом потерять самых близких? Но ведь именно жгучая боль дает понять, кто тебе по-настоящему дорог. И иногда одно слово может поставить всё на свои места, и приходит жестокое, самое важное решение…
«Юная Лида так похожа на всех подростков! С одной стороны, она хочет быть такой же, как все ровесники, (или просто не очень хочет выделяться и притягивать к себе лишнее внимание). С другой — она, конечно же, особенная. Необычная. Уникальная. Незаменимая. Как и каждый человек — какие бы ошибки он ни совершал. Повесть «Кар(м)а» Татьяны Пепловой именно об этом. О живой уникальности главной героини в частности и каждого человека в целом. И взять эту книгу в руки читателю стоит хотя бы ради того, чтобы вспомнить и поразмышлять о своей собственной уникальности… Прочитав о том, как Лида узнаёт о тайнах собственной семьи, справляется с предательством друзей и решает всё исправить ценой колоссальной жертвы, вы сможете самостоятельно решить, правильно ли поступила героиня. Боли, с которыми сталкивается главная героиня, хорошо понятны как тинейджерам, так и читателям постарше. А ещё повесть отличается занятной композицией: узнавать историю вы будете, время от времени заглядывая в личные дневники нескольких героев», – пишет литературный критик Мария Хмара.
Фрагмент из книги
Обшарпанные стены кабинета физики были украшены выцветшими портретами Альберта Эйнштейна и Исаака Ньютона. Оба угрюмо пялились на меня в предвкушении очередного позора вселенского масштаба.
Наука эта мне, мягко говоря, не нравилась. Я уверена, что в моей абсолютной нелюбви к физике была виновата Тамара Павловна — самый бездарный и бездушный учитель на свете. Все старшеклассники за глаза величали её не иначе как Волчара Пална.
Среди школьников бытовало мнение, что беспощадная злоба, с которой физичка морально растаптывала своих учеников, была обусловлена её одиночеством. А я считаю, что одиночество — лишь следствие её гнилого характера.
— Опять вырядилась, будто за окном +30, — фыркнула Ирка, недобро глядя на Нику, нашу самоназначенную королеву класса.
Ника никогда не блистала умом, зато хитрости в ней было хоть отбавляй. Она беспардонно пользовалась своей смазливой внешностью на всех уроках, где учителями были мужчины. Но для Волчары Палны мы все, увы и ах, были равны. Поэтому на уроках физики Ника проникалась особой любовью к нашему затюканному очкастому гению, Антоше Киселёву. Последний таял при одном только взгляде на едва прикрытые девичьи прелести Ники и с готовностью выполнял любые её прихоти.
— Здесь тебе не курорт, дорогуша, — издевательски пропела Ирка, в ответ на что королева класса продемонстрировала ей средний палец.
Антоша Киселёв смерил Ирку самым надменным взглядом, на который только был способен. Действительно, как это Ирка посмела посягнуть на её величество Сиськи?
— Лидия, к доске, — рявкнула Волчара Пална.
Терпеть не могу, когда меня так называют.
— Лида, — поправив физичку, я обречённо направилась к пьедесталу почёта.
По волчарской шкале успеваемости я болталась где-то в самом низу. Виной тому была моя внешность. Миндалевидные глаза, прямые чёрные волосы, пухлые губы и курносый нос, мягко говоря, бесили Волчару Палну.
Её убеждённость в моём японском или (на крайняк) корейском происхождении невозможно было пошатнуть. Отсюда и непоколебимая уверенность в том, что я плохо понимаю русский язык. Для неё я «понаехала». А вот для моей мамы всё было с точностью до наоборот.
— Я надеюсь, сегодня ты не забыла голову дома? — буркнула Волчара Пална и, самодовольно ухмыльнувшись, обвела моих одноклассников взглядом в ожидании реакции на свою остроумнейшую шутку.
— Бра-а-а-аво, — протянула Ирка, театрально зааплодировав физичке.
Волчара Пална, поджав губы, схватила со стола шариковую ручку и что-то чиркнула в классном журнале.
— Голицына, два, — резюмировала она, скрестив руки на груди. — И если ты продолжишь применять свои актёрские способности в неподобающем для этого месте, — Волчара Пална выдержала многозначительную паузу, — неуд за четверть тебе гарантирован.
— Вы очень доходчиво обрисовали ситуацию, Тамара Павловна. Уверяю вас, такое больше не повторится. — Ирка умудрилась подмигнуть мне, не прерывая лживого раскаяния.
Как говорится, друг познаётся в беде. Обожаю Голицыну. До знакомства с ней я считала, что наличие актёрских способностей — удел возвышенных, романтичных персонажей. Не тут-то было. Ирка, будучи типичной неформалкой со всеми вытекающими (первый пирсинг она сделала сама себе в 10 лет за кухонным столом, имея в арсенале только гнутую иглу от шприца и зажигалку), рвёт все актёрские шаблоны. Любительница вычурного макияжа и фруктовой жвачки. Мастер спорта по экстремальному уходу за каштановыми кудрями. Эталонная пофигистка с потрескавшимся лаком на ногтях. Мы дружим с первого класса, и за это время я убедилась в одном — нет на свете роли, которую Ирка Голицына не смогла бы сыграть.
— Вернёмся к нашим баранам, — уставившись на меня, выдала Волчара Пална.
Кем-кем, а бараном она меня ещё не нарекала.
— Второй закон Ньютона, — физичка указала на доску, предлагая излить на неё все свои знания.
А знаний было маловато. Но делать нечего, и я, вцепившись в огрызок мелка, принялась царапать на доске едва различимые символы. Вдруг кто-то громко постучал в дверь кабинета. От неожиданности я выронила из рук злосчастный мелок.
— Добрый день, — проворковал некто, пока я с грацией картошки разыскивала утерянное орудие письма. — Прошу прощения за опоздание.
Поднявшись на ноги, я с интересом уставилась на Бессмертного, посмевшего ворваться в кабинет Волчары Палны посередь занятия. Ничего такой, высокий, загорелый. Но я никогда не видела его раньше.
— Я новенький, — улыбаясь, продолжил Бессмертный. — Только вчера прилетел из Москвы, пока не успел перестроиться на местное время.
— Макаров? — промямлила физичка.
Готова поспорить, она в жизни не видела никого симпатичней этого несчастного парня. Да, дружок, сочувствую. И чем ты так провинился перед родителями, что из Москвы тебя сослали в дыру под славным названием Оха?
— Да, Максим Макаров. — Бессмертный улыбнулся ещё шире. — Ускорение тела прямо пропорционально равнодействующей сил, приложенных к телу, и обратно пропорционально его массе, — выдал он, мельком взглянув на мои каракули.
Волчара Пална расплылась в улыбке, и я с нескрываемым отвращением уставилась на её кривые запачканные розовой помадой зубы.
— Думаю, мы подружимся, Максим, — физичка смерила новенького хищным взглядом. — Присаживайся. Пять.
— Что?! — возмутилась я.
Волчара Пална не сразу сообразила, что я всё ещё стояла у доски.
— И что, собственно, тебя так удивило, Лидия? — уточнила физичка.
— Лида, — машинально поправила я.
— Да хоть Ада, — взбеленилась Волчара Пална и хлопнула по столу с такой силой, что с него слетел наш классный журнал. — Как ни назови, мозгов-то у тебя от этого не прибавится!
— Но… — проблеяла я, тыча дрожащим указательным пальцем в доску.
— Что «но»?! — сверкала глазами физичка. — Что «но», Цыханская?! Законы Ньютона от зубов должны отскакивать, как таблица умножения! Которую ты, не сомневаюсь, тоже до сих пор не осилила! Садись. Два.
Опешив от такой несправедливости, я молча направилась к своему месту. Волчара Пална, пыхтя, подняла с пола журнал и, открыв его на нужной странице, продолжила расстрел. Следующей под раздачу попала Ника. От пары за текущее занятие её не смог спасти даже суетливо размахивавший руками Антоша.
Волчара Пална прекрасно знала, что рвение Киселёва к доске было обусловлено только лишь его нежной любовью к Никиным буферам, а никак не желанием проявить себя. Угомонился Антоша только после того, как Волчара Пална, не утруждая себя разъяснением причин, вознаградила парой и его.
Направившуюся к доске Янку Баженову от участи двоечницы избавил звонок с урока.
— Дорогие мои бестолочи, — заголосила физичка. — На следующем уроке я проведу контрольную работу. Настоятельно рекомендую подготовиться к ней лучше, чем Цыханская к сегодняшнему занятию.
Удивительно. Половине класса понаставила неудов, а эталонной незнайкой сделала именно меня. Трясущимися от злости руками было довольно сложно сгребать учебные принадлежности в рюкзак, но я справилась. Ирка как ни в чём не бывало лыбилась во весь рот.
— Что? — нахмурилась я, не разделяя её энтузиазм.
— Да так, — Ирка стрельнула ехидным взглядом в Макарова. — Просто интересно, сколько времени потребуется нашей приме, чтобы охмурить новенького.
Я закатила глаза. Как говорится, против лома нет приёма. Это как нельзя лучше описывает Нику Царёву. Максимум неделя, и Бессмертный под стать Антоше будет вилять хвостом у её королевских ног. А вот насколько это затянется, одному богу известно. Большинству ухажёров Ника умудрялась надоесть меньше чем за месяц. В конце концов, одними сиськами сыт не будешь, как бы двусмысленно это ни звучало. Но были в её арсенале и особо преданные поклонники, к коим относился не только Киселёв, но и Егор Глинин. Насчёт последнего особенно обидно. Ведь он по совместительству наш с Иркой лучший друг.
Из ненавистного кабинета физики мы с Голицыной направились прямиком в школьную столовку. Полутёплые булочки с изюмом и мочай (приторная жижа, гордо именуемая поварихами «свежезаваренный чай», по цвету больше походила на одну известную физиологическую жидкость) не только не вызывали у нас отвращения, но и странным образом поднимали настроение.
Мы не раз задавались вопросом, где поварихи затаривались смехотворящим изюмом. Накануне одной из школьных дискотек даже собирались спросить их об этом, но не стали. Из-за Егора не стали, между прочим. Он был уверен, что поварихи первым делом настучали бы о нашем нездоровом интересе к изюму директрисе, а у него, мол, и без того проблем с её предметом хватало.
Вспомнишь солнце — вот и луч. В дверях столовки появился Егорик. Астеник наш несуразный. Но он не парился — пошёл фигурой в папу, а тот был статным мужиком. Так что лет через пять Егорик обрастёт мышцами и станет грозой женских сердец. А пока… Чем богаты, тем и рады.
— Историчка заболе-е-ела-а-а, — пропел он радостно.
— Скорбный вид хоть сделал бы ради приличия, — хмыкнула Ирка.
— Зачем? Я рад за неё. Пусть человек выспится и отдохнёт в кои-то веки, — подмигнул нам Егор.
— Ага, а потом с новыми силами продолжит свои пытки Великой Отечественной, — невесело отозвалась Голицына. С историей дела у неё обстояли не намного лучше, чем с физикой.
— И что, вас домой отпускают? — позавидовала я.
— Лидка, ты сама наивность, ей-богу, — улыбнулся Егор. — Нас с вами объединяют на черчение.
Да, да. Несмотря на то, что практически во всей стране черчение давно перешло в разряд факультативов, в нашей школе этот предмет никто не отменял. Почему? Всё банально — наша директриса, она же историчка, души не чаяла в преподе по черчению. Отдать должное Андрею Валерьяновичу, выглядел он в свои 45 очень даже ничего. Худощавый, правда (недаром его прозвали Циркулем), зато без залысин. Чего ещё желать разведённой женщине бальзаковского возраста в лице Нелли Фёдоровны?
Честно говоря, я была рада, что нам оставили черчение. По сути, это единственный предмет, который мне нравился. За исключением изо, конечно. Но его, к сожалению, в старших классах не преподавали даже в нашей школе.
— Кисель снова впал в немилость? — Егор сощурился при взгляде на потерянное лицо Антоши.
— Типа того. — Ирка оторвала кусок от булочки с изюмом и виртуозно закинула его в рот. — Но на твоей улице праздника не будет.
— Почему это? — обиделся Егор.
— У мадам Царёвой другие планы, — Ирка многозначительно взглянула на Бессмертного, так кстати появившегося у столовского порога.
— Это что за крендель? — по выражению лица Егорика стало понятно, что мысленно он уже проиграл схватку за сердце Царёвой загорелому Макарову.
— Наш новенький, — ответила я.
— Надеюсь, Волчара предстала перед ним во всей красе? — ухмыльнулся Егор.
— Ага, как же, — насупилась я. — Он припёрся посередь занятия, а она мало того что на него не наорала, так ещё и пятерку нарисовала!
Ирка с готовностью прикрыла слишком широко открывшийся рот удивлённого Егорика.
— Король законов Ньютона, — вздохнула Голицына.
Стоп. Мне это не привиделось? Под плотным слоем её тоналки выступил едва заметный румянец. И это могло означать только одно.
— Ага! — я бессовестно ткнула пальцем в краснеющее на глазах свидетельство Иркиной симпатии к Бессмертному.
— Что? — вздёрнула брови Голицына.
— Он тебе понравился, вот что, — заговорщически прошептала я, довольная своей прозорливостью.
— Кто? — не сдавалась Ирка. — Новенький? Не смеши меня, — фыркнула она.
— А Лидка права, — расплылся в улыбке Егорик. — Театральный грим не скроет твои свекольные щёки.
— Тоже мне, Шерлок и доктор Ватсон, — прошипела пойманная с поличным Ирка. — Заткнитесь, пока я не натравила на вас собаку Баскервилей.
Звонок на урок застал нас врасплох. Жадный до еды Егорик вмиг заглотил недоеденную Иркину булочку. Мы понеслись на второй этаж к кабинету черчения и, поцеловавшись с закрытой дверью, поняли, что впихнуть пятьдесят учеников на совмещённый урок можно только в актовый зал.
От зала этого, к слову, осталось одно лишь название. Некогда начищенный до зеркального блеска пол безбожно скрипел. Доски, выстилавшие центр сцены, не шлифовались так давно, что даже счастливые обладатели обуви на толстой подошве не были застрахованы от острых заноз. Добрая половина кресел была пригодна разве что… Да ни для чего. Обивка разодрана, сиденья разболтаны, даже рюкзак на них не положишь.
В общем, не зал, а этакая миниатюра нашего города — обители нефтяников, не справившейся с кризисом 90-х и превратившейся в обитель зла. Одним словом, Оха. Самый неприветливый уголок Сахалинской области. Треть населения уже свалила отсюда на материк. Ещё треть собиралась последовать примеру первой. Я и сама с удовольствием оказалась бы в числе отъезжающих, будь на то моя воля. А пока горстке местных жителей, включая меня, приходилось довольствоваться догнивающим наследием застройки 70-х годов.
Узнать, как далее развивались события, можно, прочитав эту историю на ЛитРес.
Views: 0