– Мам! А я чего нашёл!
Юрка выплясывал перед родным окошком на первом этаже в самом своём живописном виде. С сапог текло, сзади весь до пояса в бурых кляксах, ранец и то в ошмётках глины и палой листве, как ёжик, готовый к спячке. И это «чего нашёл» тоже, похоже, было из ближайшей лужи.
– Мам! Смотри, целая сумочка!
В открытом окошке, в облачке вкусного пара появилась мамина голова.
– Не наше ведь? – сказала мама. – Не наше. Я уже не говорю, что грязное. Дверь открывай сам, у меня гуляш на огне!
– Ну, тогда это чьё-то! Чужое выбрасывать нельзя! – донеслось уже от двери в квартиру, вперемешку со звоном ключей. – Я ща, ранец оставлю только, до газеты сбегаю, отдам!
В редакции городской газеты был стол находок. Раньше Юрка с мамой захаживали туда частенько – после каждой очередной потери ключей. Те времена канули в безвозвратность. Теперь Юрка не терял, он находил. Правда, находки, как правило, встречали ещё меньше одобрения, чем потери. Так как бывали ржавы и непонятны по назначению. Изредка их удавалось опознать папе – что-то в прежней жизни было радиоканалом от лампового телевизора, а что-то подшипником от «Жигулей». Но совсем целая маленькая сумочка, пусть и из лужи – это же не ржавая техника? Вот и пойми этих взрослых. Даже не заглянули внутрь! Однако Юрку трудно было обескуражить. Сейчас он сдаст это в газету и, может быть, прославится.
В столе находок никого не было. Строго говоря, комната эта была не только столом находок. Здесь был ксерокс. Неинтересно, вот если бы компьютер… Ещё были: шкаф, китайская роза, кресло, стол секретарши, на нём телефон (Старинный! С вертящимся диском и цифрами в дырочках!), куча бумаг, блюдце и баранки. Юрке вдруг жгуче захотелось баранку, и он принялся соображать: если взять одну… Или лучше попросить? Но ведь тут все чужие… Он положил на стол свою находку и вышел обратно в коридор, загадав: если никого нет – взять баранку и исчезнуть.
Истошно запищала входная дверь, и на пороге появилась увесистая тётка с хозяйскими повадками. Юрка поспешно прибился к стенке, чтобы она смогла протиснуться по узкому в сравнении с её габаритами коридору. Тётка сразу заняла собой всё помещение стола находок.
– Оль! Ты где? – С дальнего конца коридора что-то неразборчиво ответили, но тётка, не слушая, продолжала, уже обращаясь к Юрке: – А ты что здесь делаешь? А? Шарить пришёл?
С неожиданным проворством она ощупала карманы его куртки и продолжала:
– Без спросу? Кыш отсюда, милицию вызову!
Растерявшийся от такого напора Юрка совсем было собрался захлюпать носом, но команда «кыш» исполняется немедленно, и он пулей вылетел на улицу. Вот тебе и прославился. Сказать ничего не дали. Ладно, баранку можно попросить дома. И ещё, кажется, мама говорила про гуляш…
– Отдал? – спросила мама.
– Умгу, – ответил Юрка, наминая гуляш с картофельным пюре.
А меж тем Оле, секретарше редакции, было уже не до баранок. Прибежав на зов своей знакомой, Нины Ивановны, которая часто приносила в газету рекламу всевозможных ярмарок и распродаж в недействующем ныне бывшем кинотеатре, она увидела на своём столе сумочку-барсетку и натёкшую с неё лужицу дождевой воды.
– Это что? Чьё?
– Толокся тут бомжонок один, – провозгласила бывшая билетёрша тоном триумфатора. – Грязный, не приведи господи, на щеках и то глина! Он, поди, и оставил. Хорошо, я успела его выгнать, не дала по ящикам шарить! Эти вот, цыгане, азиаты, да как их, шахиды – они подбрасывают всякое, по телевизору-то видала – опять на рынке в Москве бомбу взорвали!
– Так это… Нинванна! Это бомба?
– Оль, не знаю, я пошла, объявление завтра принесу! – последние слова Нины Ивановны потонули в визге дверных петель.
Оля некоторое время со страхом смотрела на барсетку. Пальцы плохо попадали на цифры телефонного диска. Наконец трубку сняли.
– Дежурный по городу слушает. – И зевок.
– У нас в редакции… бомба… бомбу подбросили… А? Что? Размер вы спрашиваете? Ну так сорок шесть примерно…
Барсетка была на поясе, который действительно мог подходить мужчине примерно сорок шестого размера.
Сразу проснувшийся дежурный велел Оле и всем, кто рядом, выйти из помещения, но не поднимать паники. «Не поднимать паники» – это, как полагала Оля, не кричать громко «Режут!» или «Пожар!», не бежать как угорелая и не плакать – ещё размажется косметика. Поэтому все, кто был в редакции, услышали:
– Друзья! Все на улицу, сейчас милиция приедет бомбу разряжать!
– А дом как же? Все, кто над нами? – спросил фотограф Алёша.
– Давайте по подъезду пробежим, скажем, – отозвалась, поспешно одеваясь и уже предвкушая новость на две полосы, репортёр Вика. – А потом будем стоять на улице, чтоб мимо не ходили, а то, если рванёт…
Сказано – сделано. Сотрудники редакции высыпали наружу и ну уговаривать прохожих:
– Не идите здесь, товарищ, тут будут бомбу разряжать! Девушка, обойдите, пожалуйста, двором! Бабушка! Давайте мы вам поможем через улицу перейти, не надо по этой стороне…
Естественно, тут же собралась толпа. А милиция всё не ехала – ведь дежурный и не сказал: приедем. Так как точно знал, что в милиции нет ни одного человека, понимающего в бомбах. Размером так сорок шесть… Калибром что ли? Такого вроде нету. А какой есть? Около пятидесяти… Не хило. Мины и снаряды времён войны в городе и вокруг попадались регулярно, и всегда вызывали бравых отставников из гражданской обороны. Ныне чрезвычайщиков. Поэтому дежурный позвонил в штаб по чрезвычайным ситуациям и сказал:
– В редакцию боеприпас принесли. Калибра примерно пятьдесят. Кто у вас по этой части?
– Муромцев у нас по этой части, – отозвались чрезвычайщики. – Только он в отгуле. А как принесли-то? Это ж ни фига себе вес! И не рвануло?
– Не-а, я всем уйти скомандовал. – Дежурный опять зевнул и положил трубку.
Услышав короткие гудки, чрезвычайщик живописно выругался. Боеприпас! Да такой!
– Ваня! – отозвались из недр штаба. – А если Ефима? Из этих, из клуба стрелялок?
– Ой, точно! – и через секунду чрезвычайщик уже названивал Ефиму, лидеру местного военно-исторического клуба, знаменитого потешными сражениями, воссоздающими события Великой Отечественной. Советское и немецкое оружие того времени никто в городе лучше Ефима не знал.
Услышав о боеприпасе, Ефим выразился ещё живописнее и добавил:
– А какого лешего – мне? Если там есть люди, пусть спасатели их спасают! Я шо – на руках твою бомбу попру?!
– Люди все ушли! Кроме верхних этажей!
– Верхних этажей? – переспросил Ефим. Это была идея, потому что чрезвычайщики уже отключились. Он набрал 01, рассчитывая на то, что формальный повод для вызова спасателей есть, а там поможет Лёнька, свой парень из клуба, если только он сегодня дежурит. Да и газетчики – не свиньи же: упоминание клуба по хорошему поводу – подспорье в чиновных джунглях…
Когда несчастных сотрудников редакции уже прижимала к самым дверям распалённая толпа, жаждавшая зрелищ, раздался рёв пожарной машины. Расшвыривая толпу, лотки уличных торговцев, легковушки, она влетела на тротуар. Ещё громче её сирены вопя «Разойдись!», из кабины высыпались щуплый, подвижный, чернявый, в замызганной курточке Ефим и двухметровый синеглазый Лёнька в защитной униформе пожарника.
– Ну, где бомба? А кто там остался на верхних этажах? Граждане, не мешайте, чтоб вас!
Появился мегафон. Жильцам дома предлагали покинуть квартиры. Зеваки всё подпирали – мегафон был слышен в ближних дворах, а эхо от высокой дюны – и в соседнем микрорайоне.
Пожарные, по-нынешнему – спасатели, побежали по подъездам. Наконец появилась и милиция – немало народу звонили туда, дескать, давка, у кого-то что-то сломали, украли… Нескольких любопытных, особо нахально кишевших под ногами, уже запихивали в милицейскую машину.
Тем временем Лёнька снял железную дверь редакции с петель и отбросил. Отлетев метров на пять, она плюхнулась на истоптанный газон, задев нескольких зевак и одного милиционера. Ефим проник внутрь, невзирая на мегафонные команды отойти посторонним.
– Странно, – бормотал он, – нету следов, чтоб тяжёлое пёрли. Это, по идее, мужик в сапогах не меньше сорок пятого номера. И не из квартиры же он её принёс. Значит, грязь будет лесная. А она городская. И рук грязных нету. Это шутники какие-то, точно… Или не с войны боеприпас, а самоделка какая-нибудь. Тогда это может как угодно выглядеть. Пусть милиция ищет!
В это время за спиной Ефима чихнули. Лёнька тигриным прыжком преодолел половину длины коридора и уже держал в руках некоего тощего субъекта. Кости его хрустели в могучей Лёнькиной хватке. Несчастный слабо дёргался и хрипел, почти задушенный дюжим спасателем.
– Лёнь! Аккуратнее!
Получив возможность дышать, незнакомец некоторое время отпыхивался и отряхивался, а потом сипло и жалко, но решительно выпалил:
– Я всё знаю!
– Ты кто? Где был?
– Э-э-э… Налево.
– В сортире, что ль?
Незнакомец потупился и даже как-то заизвивался.
– И что ты знаешь?
– Это Нина Ивановна.
– Кто такая Нина Ивановна, тётку твою за ногу?! Она это подбросила?
– Она активистка-общественница. Она выгнала бомжонка!
– Какого ещё бомжонка?!
– Я… э-э… не видел, я сидел… э-э-э…
Голос у Ефима был резкий, стеснения чуждый, и обрывки разговора донеслись на улицу. Младшего из милиционеров у входа обуяла профессиональная ревность. Допрашивают! Без него! И стой тут у дверей! Самовольно оставив пост, он нырнул в редакцию и присоединился к Ефиму:
– Гражданин, фамилия Нины Ивановны! Адрес! Приметы безнадзорного! И предупреждаю, что за дачу ложных показаний…
– Я покуда не арестованный, – с достоинством выпрямился незнакомец. – Что, уже… э-э… нельзя стало? Не знаю я фамилии! Она билетёршей работала в «Спутнике», а теперь торговый представитель. А живёт за бывшим военкоматом, квартира у неё угловая, окна прямо на остановку, это дом семнадцать, значит!
– Не виляйте, гражданин! Не арестованный, так будете ещё! Тогда вспомните и фамилию, и адрес, а не эти ваши деревенские штучки! И безнадзорного малолетнего вспомните!
Милиционер взял незнакомца за локоть и повёл к выходу из коридора, но площадка первого этажа была забита народом пошустрее – напарник не удержал напора любопытных.
– Граждане, пропустите! Товарищи пожарные! Помогите! А я помещение опечатаю.
– Нельзя, – сказал Ефим. – А вдруг часовой механизм или радиоподрыв? Это не снаряд – я снаряда не видел…
– Товарищ! – обратился милиционер к Лёньке. – Позовите Смирнова, он там остался!
Второго милиционера толпа кое-как пропустила внутрь. Уже вчетвером они снова окружили стол со злополучной барсеткой – незнакомец в комнатке не поместился.
– Тикает, – пробасил Лёнька.
Стало тихо, как перед грозой. Молодой милиционер осторожно наклонился к самой барсетке, прислушался. Еле-еле, но всё-таки слышное тиканье доносилось оттуда.
– Я не виноват! – вдруг выкрикнул окончательно растерявшийся незнакомец и выскочил на площадку. – Вы же меня знаете! – ткнул он в Ольгу, стоявшую в первых рядах. – Я Иванов! И паспорт я вам показывал!
– Стой! – заорали оба стража порядка.
– Бомба! – взвизгнули почти в дверях. Любопытных как ветром сдуло, через дверь бежали друг по дружке. Шумели теперь снаружи, в помещении стало тише, и опять раздался Лёнькин бас:
– Это ж перделка, а не бомба. Ну-ка…
Выдернув из кресла сиденье, он накрыл им барсетку прямо на столе и в таком положении, подсунув под сиденье руки, вскрыл её. Ничего не взорвалось. Милиционер перевёл дух. Тиканье стало отчётливей. Лёнькины лапищи уже извлекли содержимое барсетки, и вдруг Иванов, просунувшись в комнатку боком, заблажил:
– Моя! Мои! Слава богу! Я-то думал, со штанами вместе спёрли!
На столе лежало немножко мелочи, какие-то клочки бумажек и наручные часы марки «Восток» на потёртом, когда-то чёрном ремешке. Часы негромко тикали.
– Скоро четыре, – сказал Лёнька и посмотрел на свои. – Правильно. Ходят.
Он положил на место сиденье от кресла.
– И вы будете говорить, что не виноваты? – спросил у Иванова молодой милиционер. – Пройдёмте с нами в отделение! И вы, и вы, товарищи пожарные, вы свидетели!
– А в чём он виноват? – спросил Ефим. – Ведь нету бомбы-то?
– Вот именно! Куда он её дел? И кому он давал часы для её изготовления? И причастны ли Нина Ивановна, малолетний безнадзорный, гражданка, которой паспорт показывали? Кстати, Смирнов, ты задержал эту гражданку? Или хотя бы опросил её?
Было похоже, что это сыщик Интерпола, раскрывший международную мафию.
– Я объявление принёс! – пронзительно вскрикнул Иванов. – И уже нашли!
– Да чё суетишься, Дим? Там разберёмся, – флегматично хмыкнул Смирнов, ведя к выходу Ефима и Лёньку.
Тем не менее в отделении молодой милиционер Дима развил жуткую энергию. Он заставил всех написать, кто что видел и слышал. Он узнал-таки точный адрес Нины Ивановны – правда, с помощью Ефима, который знал, как расположены квартиры на площадке в доме номер семнадцать за бывшим военкоматом и с какого подъезда начинается нумерация. Даже доставил её в отделение и вынул из неё описание примет мальчишки, которого она называла бомжонком. Свозил в помещение редакции секретаршу Ольгу и заставил её подтвердить, что ничего не пропало, даже баранки. В редакции вызванные Димой спецы из области непрерывно искали бомбу, якобы спрятанную неведомо куда злокозненным Ивановым. Бомбы не было!
Газета не вышла в срок – ведь помещение было опечатано. О чём и сообщило городское радио: такое, мол, время, борьба с терроризмом. Городская ячейка коммунистов оклеила весь город листовками: позор властям, лояльнейшую газету закрыли за терроризм! Зам мэра в порядке опровержения клеветы заявил в областной телепередаче: органы, мол, обязаны не допускать, а пока, например, установлена непричастность к делу администрации кинотеатра, в связи с чем очередное её ходатайство будет удовлетворено, и кинотеатр не будет открыт для просмотра фильмов, а будет открыта очередная ярмарка дальневосточных товаров. Однако ярмарка откладывалась, так как Нина Ивановна целыми днями ездила в милицейском «уазике», ища вместе с Димой таинственного «бомжонка». И наконец настал день, когда в квартире на улице Уральской зазвонил телефон:
– Марина Яковлевна? – спросил официальный голос. – Зайдите в отдел внутренних дел, ваш сын Юрий находится у нас!
Конечно, Марина Яковлевна испугалась. Но не забыла перезвонить: а правда ли, что звонят из милиции, это не шутки чьи-нибудь нехорошие? Нет, подтвердили на том конце провода, это я, Дмитрий Новиков, доставил вашего сына в горотдел как свидетеля, а возможно соучастника попытки теракта… Через пять минут Марина Яковлевна уже была в милиции.
С кем водится ваш сын? С одноклассниками, с соседями. А есть среди его приятелей бездомные и безнадзорные? Нет и не было. А где он был тогда-то? В школе, дома, ну, может быть, я его в магазин посылала. А из школы он сразу домой идёт? Да. А приносит домой чужие вещи?
Тут-то Марину Яковлевну и «пробило на землю».
– Вы про какое число спрашивали? – переспросила она. – На днях… ну да, во вторник, он приносил домой сумочку, показывал её, но я даже в дом не позволила ему это нести, он пошёл в газету, отдать находку! В стол находок. И отдал.
Лицо Димы Новикова отразило самые противоречивые чувства. Слава борца с шахидами уплыла в невообразимую даль, куда-то ещё дальше Москвы. Но зато всё ясно. Одним бомжом меньше в городе, потому что это был не бомжонок, а сын этой гражданки. Попытки теракта не было. А есть потерянная и найденная вещь гражданина Иванова. Этот мальчишка рассказал, где найдено, якобы снял с выброшенных кем-то на улицу брюк, а тот тютя – где потеряно, якобы сушились и с балкона упали брюки, место совпало. Иванова придётся выпустить, авось не будет поносить милицию на всех углах – ведь пальцем не тронули, и был он почти всё время в гордом одиночестве, почти не было пьяниц и беспаспортных. Того, вертлявого и нерусского, который успел раньше, теперь, правда, не достать. Бомбы-то не было, значит, он ничего не превысил. Ну, тоже слава богу. Значит, никакого нарушения не было. Был ложный вызов спасателей. Это их дело. А газета всё равно о чём-нибудь да будет вякать – это ж газета!
Дима перевёл дух. Марина Яковлевна тоже, поскольку прочитала почти всё это на Диминой физиономии. Выслушала, поблагодарила, попрощалась. К дому шли вместе с Юркой, сиявшим, как медный чайник. Ведь его поблагодарил настоящий милиционер!
Торт, вручённый Юрке Ивановым в качестве награды за находку, ели всей семьёй два дня.
Ефим успешно отбил очередную проверку помещения клуба санэпидстанцией – ведь в медсанчасти, к которой относилась санэпидстанция, тоже были члены его клуба.
Командир спасателей сказал Лёньке:
– Хоть и велела милиция взгреть тебя за дверь, да какой без этого спасатель, давай и дальше так же.
Секретарь городской ячейки коммунистов стал видной фигурой в областном комитете.
Иванов собрался наконец купить хорошие прищепки.
Ярмарка дальневосточных товаров состоялась. В убыток. Люди приходили не покупать, а поглазеть на Нину Ивановну. Ведь в газете, которая не две полосы, а почти весь объём посвятила происшествию, она смотрелась героиней из забытых времён – настоящей активисткой-общественницей, благодаря которой и взрыва не случилось, и потерю нашли, и невинных не наказали. Шёл ноябрь 2007-го, год кончался, и газета провозгласила Нину Ивановну женщиной года.
Вот это была слава!
Views: 417