…1975 год. 8 октября. Мой день рождения. Мне исполнилось 25 лет. Я взрослый мужчина! Я работаю хормейстером в Московском Театре оперетты. Руковожу хором из 60 человек. Дирекция относится ко мне серьёзно. Я – Член Президиума художественного совета театра, в который не включены даже “Народные артисты”! Я о себе самого высокого мнения, и убеждён, что мой день рождения нужно отметить шикарно! Соответственно моему внушительному творческому положению! Зарплата у меня очень небольшая – 100 р.! Но вся она лежит в кармане моих новых брюк из английской шерсти. Казалось бы, ну что такое сто рублей на сегодняшний день? Ясно что! А тогда это была сумма, которая обеспечивала обладателю осуществление самых разнообразных желаний! Трижды я мог бы обильно угостить моих друзей в любом московском ресторане! Но пижонство – страсть неодолимая! Поэтому зарплата целиком (на случай разворота!) лежит у меня в кармане. И я чувствую, как она мечтает вырваться на свободу! Как хочет стать хозяйкой положения, что для неё вещь привычная!
…Но вот и ресторан. Знаменитый ресторан ВТО на Горького. Недалеко от памятника Пушкину. Вход в него возможен только для деятелей театра. (Проскакивала, правда, иногда разная мелочь, вроде писателей, композиторов…). Входим. Проходим в уютнейший малый зал и садимся за столик у занавешенного окна. «Садимся» – это мои друзья. Перечисляю. Знакомлю. Костя Кошкин, мой друг с армейских времен, уже известный артист, мой ровесник. Недавно он снялся в фильме, мгновенно ставшим популярным. Статистика сообщила, что этот фильм за три месяца посмотрели 50 миллионов человек. Далее! Сашка Васильев! Летом окончил ГИТИС. Талантливейший артист! Красавец! Получил приглашение из нескольких известных театров! И всем, ко всеобщему изумлению, отказал! Почему? Понимали только мы! Непостижимый Сашка – просто весёлый сумасшедший! Амбиции чудовищные! Он хотел сам из себя создать Театр-Соло! Конечно, это невозможно и смешно! Но мы надеялись, что Сашка этой распространенной болезнью «богоизбранника» переболеет и вернётся на Землю… К нам! В устоявшуюся театральную жизнь. И займёт в театре место, на которое несомненно имеет право! Рядом с ним сидела его невеста, Оля Вишневская-Стефанова, дочь одного из главных режиссеров московского театра…
Опишу её просто и кратко: в неё нельзя было не влюбиться! Ну, а потом я – читающий вслух меню. Я читал и сердился: опаздывал Сашка Тамаркин. Мой однокурсник по консерватории. Вечно он так! А без него мы решили ничего не заказывать. Наконец он появился и сразу спросил, почему на столе нет чёрной икры и клубники? Я полез в карман и хотел показать ему пачку денег, на которые можно было заказать не только то, что хотелось ему, но и всем нам. Денег в кармане не оказалось. Я полез в другой – их не было и в другом. Деньги исчезли! Меня это ужаснуло, но что делать?! Что произошло?! Как сказать об этом ребятам?! Обливаясь потом, я ребятам сказал… Растерянность. Молчание.
– Уходим! – сказал Васильев и встал.
Тамаркин улыбнулся и сказал:
– Никуда мы не уходим! У меня есть 12 рублей! Я знаю, что на это можно что–то заказать! Васильев, распорядись! Именинник в ступоре! Пора его оживить!
Тамаркин обнял меня, поцеловал и от клубники отказался. Все рассмеялись! Действительно, в ресторане можно было остаться! Заказали две бутылки водки, отварную картошку, маринованную селёдку с красным луком, сливочное масло и вкуснейший, свежайший хлеб. Всё это быстро принесли, и Тамаркин поднял первый тост за «старую жопу» – Сашку Староторжского!
…Мы стали пить, говорить, смеяться… После пятой я с наслаждением стал врать, что в меня влюблены все артистки Театра оперетты. Смех. Требуют рассказать детали. Подробно. Я делаю вид, что как порядочный мужчина на такие «нескромности» права не имею. Пьём! Смех! Костя солидно сообщает, что картину, в которой он играет одну из главных ролей, купили 57 стран! Мы знаем, что купили 16! Информируем его об этом! Костя, еле сдерживая смех, пытается убедить нас, что пресса, как обычно, плохо осведомлена! Смех! Пьём! Оля взволнованно рассказывает, что её папу, главрежа, увольняют из театра за то, что Министерству культуры не хватает коммунистического элемента (и акцента!) в его постановках. (А мы знаем, что папа её запутался в отношениях со своими актрисами-фаворитками. Одна! Вторая! Третья! Пятая! Седьмая! Театр шипит, гудит, злится…Министерству это надоело, и Машиного папу переводят в Щуку руководителем курса). Мы сочувствуем Оле. Она плачет. Быстро приходит в себя. Успокаивается. Тост за папу! За его счастливое будущее! Молчим. Но долго молчать не можем! Смеёмся! Смеётся и Оля, вытирая слёзы! Тамаркин мягко просит о помощи: в него влюблены две его студентки. Одна – армянка, другая – азербайджанка. Обе – красавицы, и обожают его до сумасшествия! Так какую же выбрать? Мы дружно советуем ему не нарушать традиций и жениться на красивой еврейке. Дочери директора комиссионного магазина. Смех! Пьём! (Через месяц Сашка женился на армянке. А студентка азербайджанка из мести вышла замуж за крепкого хромого спецназовца–бакинца, известного своими тайными подвигами в Израиле и Ливане.). Сашка Васильев встал и, выпив рюмку, сказал, что сегодняшний театр – дрянь, пошлятина, нафталиновый сгусток. И через месяц он покажет миру настоящий театр. Мы пьём! Мы смеёмся! Далее разговор принимает характер хаотичный, бурный, весёлый, описанию не поддающийся… И вдруг стихает… В наш зал входят две официантки: в малиновых платьях, накрашенные, торжественные, с подносами полными самой дорогой закуской, какая есть в ресторане. И ставят её на соседний стол, за которым никого нет. Ясно, что солидные заказчики скоро появятся. Завершает закусочную композицию большое блюдо с драгоценной рыбой, которую можно съесть только в лучших ресторанах. Официантки оглядывают стол, что–то поправляют на нём… И уходят…
Через минуту в зал входят солисты Большого театра – Маквала Касрашвили, Зураб Соткилава (удивительно похудевший) и ещё кто- то… Они садятся за стол и начинают тихо беседовать о чём–то… К еде не притрагиваются…
Мы притихли, едим, пьём… Но очень-очень смиренно… Поведение артистов за соседним столом очень нас интересует… Так продолжалось минут сорок… Наконец «соседи», не притронувшись к съестному, встали из-за стола и вышли из зала… Ясно было, что возвращаться они не собираются…Пауза. Оцепенение. И вдруг Васильев встал, спокойно подошёл к покинутому столу и переставил блюдо с рыбой на наш стол. Тут же в зал заглянули официантки, улыбнулись и стали собирать закуски на подносы… Одна из них, приятельница Васильева, сказала:
– Сашка, ешьте! Они ушли совсем!
Собрав закуски, официантки ушли. Васильев указал на блюдо с рыбой и сказал:
– Господа! Я обещал новый театр! Пожалуйста! Он к вашим услугам!
Почему мы не завыли от восторга, я не знаю. Нас бы не выгнали. Но дело не в этом. Мы быстро съели рыбу и не заметили, что водка кончилась. Это было трагично! Это было не вовремя! Это было не поправимо! Так мы думали. Но мы ошибались! Васильев вышел из зала и быстро вернулся с двумя бутылками водки и тремя пива!
Мы заорали:
– Боря!
Васильев, открывая бутылки, сказал:
– Ну, конечно, он! Кто же ещё!? Ну что, господа!? Продолжим?
Что тут началось! Передать не могу!
…В ресторане работал официант Боря, наш друг, у которого можно было занять что угодно. Только с отдачей…
Через час, совершенно пьяные и весёлые, мы вышли из ресторана, взяли такси и поехали к Большому театру. Подъехав, мы с трудом и безумным хохотом вылезли из машины и поклонились Большому театру в пояс. Потом забрались опять в машину и поехали ко мне. Дома у меня был огромный пирог с яйцами и капустой, и три бутылки моего любимого “Мукузани”. Ну, приехали, вино выпили, съели по куску пирога и что дальше?! Сидеть дома?! Чёрта с два! Сделав обзвон, мы рванули в ближайшие гости! Потом ещё в какие-то! Потом в третьи! И веселье наше, безудержное, страстное, почти сумасшедшее, продолжалось до самого утра! Так тогда жила богемная Москва! У нас были деньги, работа и возможность быть счастливыми!
Views: 267