Вон, среди листвы, мелькают их курточки. Машина — красная и жёлтая — Алины. Они думают, что я их не вижу и наверняка пьют джин—тоник или пиво, устроившись на своей любимой скамейке. Маша — моя дочь, Алина — её подруга. Маше тринадцать лет, Алине – четырнадцать.
Ужасная девочка эта Алина. Вот она с воплем несётся мимо наших окон за каким-то ушастым мальчишкой. Её прекрасные, русые волосы, обсыпанные китайским, блестящим порошком, летят за ней горизонтально к земле. Вот она бешено хохочет в окружении долговязых, полупьяных подростков, каждую минуту готовых на преступление против общества. Что-то в их фигурах есть неандертальское. И присутствие среди них роскошной красавицы Алины было бы странным, если бы я не знал, что о существовании другого общества она просто не подозревает.
Вот она, отстаивая свою честь и достоинство, отчитала матом высокоморальную даму, торгующую некачественными носками, съязвившую что-то в её адрес. Вот она запустила банкой из-под пива в одноклассника, отличника и стукача. Вот она, подражая Рембо, с грохотом прыгает по крышам гаражей и заспанная старуха, высунувшись из окна ближайшего дома, громогласно желает ей скорейшей, ужасной смерти.
Мы говорили Маше, что Алина опасна, неуправляема. Умоляли её держаться от Алины подальше, но лицо Маши становилось таким несчастным, что мы смирялись и надеялись на лучшее.
Каждую субботу и воскресенье Маша и Алина прогуливались по «Рязанке» (Рязанскому проспекту), и об этих прогулках Маша рассказывала с восторгом. Вот им на пути попадаются несколько мальчишек, остриженных налысо и одетых в чёрные куртки. «Скины позорные!» – кричит им Алина, и остолбеневшие мальчишки с недоумением переглядываются, не зная как поступить с этими нарядными козявками: моей дочерью и Алиной.
– Они стоят как дураки, а Алина хохочет им в лицо! – раскрасневшись, рассказывает Маша и испуганно вглядывается в наши лица, пытаясь понять, как мы к этому относимся. Мы с Ларисой в сотый раз объясняем ей, что задевать полоумных подростков не только глупо, но и опасно. Но мы знаем, что всё, что мы говорим, —бесполезно…
Однажды, в День Десантника, Маша и Алина отправились в Кусково жарить на костре сосиски. Естественно, им на пути попались совершенно пьяные десантники. И, естественно, Алина крикнула им, что они «позорные». Два краснолицых громилы в голубых беретах, доверху налитые водкой, подошли к девчонкам, взяли их за руки выше локтя, встряхнули и серьёзно спросили: «Вы действительно считаете нас такими?». И приблизили свои страшные, обожжённые лица к нежным, глупым мордочкам Маши и Алины, пытаясь понять, что такое перед ними… Девочки молчали, от ужаса они не могли говорить. Десантники засмеялись и, обнявшись, ушли.
Уже около дома Алина небрежно сказала, что она хотела дать одному по яйцам, но передумала, пожалела… Они, мол, воевали, они израненные, они несчастные, а несчастных обижать нельзя…
После диалога с десантниками у Маши и Алины на руках были огромные, чёрные синяки. Десантники не хотели их калечить, просто, находясь в эйфории, не рассчитали свои силы…
После этой встречи у Алины в глазах появились признаки мысли. Но потом опять исчезли. Осталось одно сияние.
Однажды вечером я сидел за столом и читал что-то. Вдруг с улицы раздался хищный, басистый вопль: «А, колобок!». Я понял, что Маша подошла к подъезду и наткнулась на кого-то из неандертальцев. В школе её звали колобком. (Это наследственное. Меня звали батоном. Ларису — пончиком.) Я открыл окно и грозно крикнул:
– Маша, домой!
Долговязые силуэты метнулись и исчезли в тени деревьев. Маша вошла в подъезд. Когда она раздевалась, я спросил её, что это значит, что происходит.
– Ничего особенного, – спокойно сказала Маша, – Это девятиклассники Хапов, Шишкин и Фельцман пьют “хуч”, ну а я им подвернулась.
В комнату вошла Лариса и молча стала слушать. Она тоже слышала этот вопль с улицы и тоже хотела знать, кто караулит нашу Машу у подьезда и почему так странно её встречают.
– Расскажи об этих идиотах, – попросил я. Выяснилось, что неандертальцы Хапов, Шишкин и Фельцман держат в страхе всю школу, и что больше всех достаётся Маше. Она полненькая, а в школе этого не прощают.
Неандертальцы травили Машу по полной программе: обзывали коровой, пихали, однажды бросили в неё кусок пиццы и облили “хучем”.
Я сказал, что сейчас возьму молоток и убью и Хапова, и Шишкина, и Фельцмана.
– Подожди, – сказала Лариса, – Кого ты убьёшь? Тебя посадят. И потом, ты болен, тебя самого убьют.
Решили, что я пойду к директору школы и потребую неандертальцев на ковёр.
– А Алина знает этих ребят? — спросила Лариса.
Я поморщился. Причём тут Алина?
– Конечно знает, – сказала Маша, – Они из одной тусовки…
– Но ведь Алина учится в другой школе, а эти… мальчики… учатся с тобой. Откуда она их знает?
Маша удивлённо пожала плечами:
– Какая разница, кто в какой школе? Тусовка-то одна… У гаражей… Алина, между прочим, дружит с Хаповым…
Я от возмущения даже подскочил:
– Как это она дружит с Хаповым?! Она знает, что он тебя мучает?!
– Знает, – спокойно сказала Маша.
– Ну и почему же она тебя не защитит?! – заорал я. – Она ведь твоя подруга!
– Папа, в школах все друг друга мучают. Это нормально.
– Нет, Маша, это не нормально! Это дикость! Я наведу порядок в вашей школе! В нормальном обществе никто никого не должен мучить!
– Ну так это в нормальном, – сказала Лариса.
Я выпил горсть таблеток и лёг.
– Пап, успокойся, я позвоню Алине, – сказала Маша.
Через три дня Хапов, Шишкин и Фельцман были окружены крупной группировкой неандертальцев. Во главе группировки была Алина. Она лично надавала по морде мучителям Маши и потребовала, чтобы мою дочь навсегда оставили в покое. Хапов, Шишкин и Фельцман поклялись. Потом было пиво, братание, прыганье по гаражам. Пьяные Хапов, Шишкин и Фельцман обещали убивать всех, кто подойдёт к Маше ближе, чем на три метра… А вы говорите, директор школы!
Как-то вечером я позвонил матери Алины, поболтать… Выяснилось, что Алина боится темноты, шорохов, пауков и перед сном заглядывает под кровать — не притаился ли там какой-нибудь противный вампир? Я обалдел. Как так? Гроза района до обмороков боится каких-то шорохов, пауков, вампиров… Что это значит?! И тут я понял! Я узнал тайну Алины! Она трусиха! Но трусиха гордая! Отважная трусиха! Она ненавидит себя за этот страх и изо всех сил пытается подавить его. Она нарочно ищет столкновений с разными страшными людьми, чтобы показать всем, и себе в особенности, что она человек, а не тварь дрожащая! Вот она какая на самом деле, эта Алина! Бедный ребёнок…
Эпилог.
Неандертальцы сдержали слово и от Маши отвязались. Был правда позорный эпизод, когда Фельцман пытался испугать Машу резиновым ножом, но это было всего лишь один раз и потому только, что у Фельцмана из куртки украли сигареты, и он от злости не знал куда себя деть.
Второй эпилог.
Однажды мы сидели на кухне и пили чай. Лариса спросила у Маши:
– Маша, скажи мне, чем тебе интересна Алина? Неужели тем, что она ведёт полубандитский образ жизни?
Выяснилось, что Алина – отличница, что она прочла всего Чехова и Тургенева, что она плакала, когда читала «Войну и мир», что она любит музыку Вивальди и что вообще с ней безумно интересно.
Лариса помолчала, подумала и сказала:
– Приводи её к нам почаще, я буду кормить её яблочным пирогом…
Views: 94