Софья Блювштейн или путь к свободе

На самой окраине селения Рыковское, в стороне от поселенческих изб и тюремных бараков, стоял небольшой аккуратный домик, скрывавшийся от посторонних глаз за гущей ветвистого сада. Из-за крон садовых деревьев виднелась на всю округу высокая ярко-крашенная карусель, с утра до вечера облепленная весёлой местной детворой. Скрип ржавого железа заглушали детский смех и музыка самодеятельного оркестра, состоящего из четырёх местных поселенцев-музыкантов. По выходным к музыкантам прибивался сельский фокусник, обмотанный широкой длинной розовой лентой. Его фокус в глотании и выплевывании ленты собирал народ, который толкался в воскресные дни с утра до вечера в поисках развлечений.
Хозяйка этого дома, низкорослая и всегда опрятно одетая женщина, официально числилась содержательницей квасной. Она чудоварила великолепный квас на продажу, и в тоже время нелегально торговала водкой. Ей удавалось сбывать краденые вещи и устраивать запретный игорный дом под самым носом местной полиции. На весь Тымовский округ прославился ее cafe chantant с изысканными блюдами совсем не сахалинской кухни. Роскошность её нарядов и неуместный макияж подчёркивали нежелание расстаться с прежней жизнью. Сожитель хозяйки был крепкий красивый мужчина, отпетый мясник-убийца Богданов, контролирующий весь доход. Его работа заключалась в вовлечении всех желающих в картёжную игру. По уголовным градациям Богданов относился к верхушке преступной власти «иванам». Он ни на секунду не оставлял без присмотра свою сожительницу, отслеживая каждое её действие. Отбывший каторгу на Сахалине за убийство и грабёж на Кавказе, своё очередное преступление Богданов совершил прямо на месте ссылки. В первый день Святой Пасхи они с товарищем зашли в гости похристосоваться к знакомому поселенцу. Поселенец отлучился на время к соседу, а когда вернулся, увидел на полу в комнате лужу крови, окровавленный топор, кровь на ручке от подполья и поднял тревогу. На крик собрался народ, прибыли власти и в подполе обнаружили тёплый труп друга Богданова. Сам же убийца, почувствовав тягу к картёжной игре, забрал у убитого все деньги и разгуливал по базару на праздничном гулянье. Его взяли за карточным столом, сапоги и одежда его были залиты кровью, на что он просто не обращал внимания.
Кроме торговли квасом и подпольной водкой хозяйка доставляла в свои комнаты «сюжеты» (проституток, младшим из которых было не больше десяти лет). Постоянные облавы полицейских, как правило, заканчивались тем, что они пропускали по кружке холодного кваса и уходили ни с чем.
Наверное, это была единственная особа, сумевшая в суровых сахалинских условиях воссоздать привычный для неё мир. Находясь под присмотром самого жесткого тюремного смотрителя Фёдора Ливина, она умудрилась жить в собственном доме вне тюремных бараков и практически на свободе. Её имена прогремели на всю Россию и Европу: в девичестве Соломониак или Соломония Шейндля-Сура Лейбовна, она же Софья Ивановна Блювштейн, она же Розенбанд, она же Рубинштейн, она же Школьник, она же Бренер, она же Сонька Золотая Ручка, знаменитая русская преступница.
Насколько роскошной была её жизнь в лучших отелях Вены или Парижа, где вращаясь в кругах высшего общества она свободно поддерживала на пяти языках любую беседу о живописи или искусстве, настолько жалкой оказалась её жизнь в ветхом домике на краю Рыковского поселения, в вечной грязи и холоде, под фальшивые звуки поселкового кларнета, и скрип украшенной еловыми ветками карусели. Загнанная на край земли подальше от цивилизованного мира, она вынуждена была довольствоваться прибылью с продажи куриных яиц и овощей со своего огорода.
Несмотря на пережитые тяготы тюремной ссылки, её лицо сохранило утонченность, а выразительные глаза свидетельствовали о ещё недавней красоте. Даже после нескольких лет страданий на Сахалине она не потеряла привлекательности, и умело притягивала к себе внимание посетителей. Трудно представить какой силой обаяния обладала она раньше, если аристократы многих европейских стран без всяких подозрений принимали её за даму своего круга. Владея особенным методом гостиничных краж «GUTEN MORGEN», она надевала на дорогие туфли войлочные ботики и бесшумно скользила по гостиничным коридорам в поисках очередной жертвы. Ранним утром, когда сон был особенно крепким, Софья проникала в номер богатого хозяина и вычищала его наличность. В случае нарушения сна, она начинала снимать с себя украшения, раздевалась и укладывалась в постель. Эффект всегда был один и тот же. Хозяин спросонья краснел, смущался и объяснял подвыпившей даме, что она перепутала номер.

Но самой большой авантюрой Золотой ручки была попытка очаровать Персидского Шаха, прибывшего с визитом в Санкт-Петербург. Её личный вагон практически подцепили к специальному поезду Его Величества. В поезде находились дорогие бриллианты, которые и послужили целью грабежа. Но что-то пошло не так и кончилось всё длительным сроком в тюрьме Восточной Сибири.
Но даже Соньке были присущи жалость и сострадание. Так однажды, ограбив бедную вдову обыкновенного служащего, получившую после смерти мужа разовое пособие в пять тысяч рублей, Сонька испытала угрызение совести, когда прочитала в газете упоминание о несчастной многодетной обворованной женщине. Тогда Золотая ручка отправила конверт с более крупной суммой денег и сопроводительное письмо: “Милостивая государыня! Я прочла в газете о постигшей вас беде. Я сожалею, что моя страсть к деньгам послужила причиной несчастья. Возвращаю вам ваши деньги и советую впредь поглубже их прятать. Ещё раз прошу у вас прощения. Шлю поклон вашим бедным малюткам”.
На Сахалин Блювштейн прибыла на пароходе «Россия» 5 августа 1887 года вместе с ссыльнокаторжными. Перед выходом «России» из Одессы на набережной Карантинного мола столпилось невероятное количество людей. Её провожал почти весь город. Руководство Тюремного Управления в сопроводительном документе «покорнейше просило, чтобы «над поименованною преступницей, по прибытии на Сахалин, было приведено в исполнение присужденное ей телесное наказание и, чтобы ввиду её неоднократных побегов и уменья для этого пользоваться всеми средствами, был учреждён над ней усиленный надзор». (РГИАДВ.Ф.1133. оп.1. д.160. л.1, 6-7).
Но исполнить прошение было не суждено. 19 октября 1887 года Софья Блювтшейн была осмотрена врачом Александровского лазарета Борисом Александровичем Перлиным, благодаря чему получила диагноз беременности и Императорским Указом от 20 января 1888 года была освобождена от ударов плетьми. (РГИАДВ. Ф.1133. оп.1.)
Она ловко избегала наказания за все содеянные на Сахалине преступления, самым жестоким из которых было убийство лавочника Никитина. Так начальник Александровского округа в своем рапорте начальнику острова Сахалина от 13 марта 1890 г. сообщал, что Софья Блювштейн «завиняется по делу об убийстве Кинжаловым и другими поселенца Никитина». Кроме того, «есть основание заподозрить её как причастную и по другим делам».
На окраине Рыковского Софья поселилась после четырёх лет одиночной камеры, которые получила за очередной неудачный побег. По сахалинским законам осужденная женщина должна была находиться в тюрьме или жить на поселении с сожителем. Так или иначе, Софья постоянно была под контролем либо тюремного смотрителя Ливина либо сожителя Блохи, а позже убийцы Богданова. С детства полюбившая свободу, Софья тяжело переносила сахалинскую каторгу, и в мае 1891 года она решилась на легендарный побег. Её исчезновение заметили сразу и по свежим следам отправили два отряда солдат. Погоня продолжалась несколько дней. Изрядно намучившись, солдаты окружили беглянку с двух сторон. Один из отрядов поджидал её на опушке леса, но вместо Софьи выбежал человек в солдатском мундире. Раздался приказ стрелять и тридцать орудий выстрелили на поражение. За мгновение до этого человек упал на землю, и все пули пролетели над ним. Этим человеком была переодетая в солдата Сонька.
Наглость её побега привела начальника тюрьмы Ливина в ярость. Несколько дней погони по холодному лесу и кража Софьей армейского мундира не прошли ей даром. Блювштейн получила 15 плетей плюс 4 года заключения в одиночной камере. Её наказание Фёдор Ливин превратил в целый спектакль, согнав в назидание в качестве зрителей всех арестантов тюрьмы. Исполнить наказание он доверил своему близкому помощнику – самому жестокому палачу Сахалина Комлеву. Одно имя этого палача наводило на арестантов ужас.
Костромской мещанин, из духовного звания, Комлев учился в семинарии. В 1875 году он был осужден за грабёж с револьвером на двадцать лет. В 1877 году бежал с Сахалина, но в самом узком месте Татарского пролива был пойман гиляком, после чего получил 96 плетей и вдобавок двадцать лет. В то время была острая нехватка в палачах. В тюрьме бросили жребий, и доля палача выпала Комлеву. В 1889 году Комлев снова пытался бежать, но опять неудачно. Получил 45 плетей и ещё 15 лет тюрьмы. Это был его последний побег. Он был низкого роста, не крепок, но ловкий и быстрый. Искусно владел кнутом. За порку брал деньги, но смотрителям так и не удалось распознать, как в зависимости от денег Комлев наносит удар сильнее или слабее. После его ударов плетьми тело было, как обожжённое раскалённым железом и гнило ещё несколько лет.
«Докторов, присутствовавших при наказаниях, поражало озлобление и утончённое мучительство, которому Комлев подвергал своих жертв. Комлев как бы смаковал своё могущество. На экзекуции он надевал особый костюм: красную рубаху, чёрный фартук, высокую чёрную шапку. И крикнув: “Подержись!” — медлил и выжидал, словно любуясь, как судорожно подёргиваются от ожидания мускулы у жертвы. Докторам приходилось отворачиваться и кричать: “Скорее! Скорее!”, – чтобы прекратить это мучительство. “А они меня мало бьют? Всю жизнь из меня выбили”, — говорит Комлев, когда его спрашивают, почему он так “лютеет”, подходя к разложенному на кобыле человеку.» (Дорошевич).
Кроме порки Комлев исполнял смертные приговоры через повешение. Собственноручно повесил 13 человек, монотонно перечисляя их имена, он загибал пальцы: «Первым был Кучеровский. За нанесение ран смотрителю Шишкову его казнили в Воеводской, во дворе. Вывели во двор 100 человек, да 25 из Александровской смотреть пригнали. На первом берёт робость, как будто трясение рук. Выпил 2 стакана водки… Трогательно и немного жалостливо, когда крутится и судорогами подёргивается… Но страшнее всего, когда ещё только выводят, и впереди идёт священник в чёрной ризе, — тогда робость берёт. …По вечерам было особенно трогательно, когда выходишь, бывало, всё “он” представляется”» .
После первой казни Комлев пил сильно: “Страшно было. Но со второй привык и ни до казни, ни после казни не пил. Просят только: “нельзя ли без мучениев”. Белеют все. Дрожат мелкой дрожью. Его за плечи держишь, когда на западне стоит, а через рубашку чувствуешь, что тело холодное. Махнёшь платком, помощники подпорку и вышибают”. Какой ужасный и отвратительный человек, скажете вы. А я знал женщину, ласками которой он пользовался. И у этой женщины ещё был мужчина, который избил её и отнял подаренные Комлевым две копейки». (Дорошевич.)
Наказание Золотой Ручки превратили в легенду. О нём вспоминали на протяжении десятилетий и передавали из уст в уста молодым поколениям. Происходило это зрелище в 9-м номере Александровской тюрьмы для «Исправляющихся».
Собрались все до единого. Одни по служебной необходимости были вынуждены присутствовать при этом отвратительном зрелище, другие пришли просто из любопытства. В номере, рассчитанном на сто человек, собралось более трёхста зрителей. На задних рядах вставали на лавочки, чтобы лучше видеть. Отовсюду раздавались смех и циничные шутки, переходящие во время крика наказуемой в хохот. Комлев, почувствовав свой звёздный час, приложил всё виртуозное мастерство, накопленное годами. Розга шла в розгу, и кровь брызгала во все стороны при каждом ударе. После десятой плети Софья потеряла сознание. Доктор поспешил привести её в чувство и наказание продолжилось. Едва сойдя с кобылы, Блювштейн доплелась до одиночной камеры, и довольный народ разошёлся по баракам.
Но и в одиночном заключении ей не давали покоя. Она стала первой женщиной, закованной в наручники. На протяжении четырёх лет она ежедневно выполняла тяжёлые работы. Каждый день её выводили в тюремный двор, заточали в ножные кандалы и делали снимки на продажу. Эти фотографии принесли хороший доход тюрьме и фотографу. Не было ни одного корабля, прибывающего на Сахалин, на котором бы не продавались фотографии с сахалинской знаменитостью.
Кроме фотографий сохранился ряд архивных документов, повествующих о главных событиях жизни Софьи Блювштейн.
Но один документ особенно показывает, насколько изменилась жизнь мошенницы за проведённые на Сахалине годы. Это запись в «Метрической книге, данной из камчатской духовной консистории причту Дуйской тюремной церкви для записи родившихся, браком сочетавшихся и умерших на 1899 год», которая гласит:
«Июль. 11. По телеграмме Преосвещенного Евсевия епископа Владивостокского и Камчатского от 7 июля сего года за № 1898, преосвещена святым крещением крестьянка из ссыльных Шендель Лейбова Блювштейн иудейского вероисповедания 48 лет и наречено ей имя во святом крещении Мария. Священник Алексей Кукольников». (ГИАСО. Ф.23 и. оп. 2. д. 38. л. 215 об.)
К записи прилагаются два документа:
“Показание.
Тысяча восемьсот девяносто девятого года июля 10 дня, нижеподписавшаяся крестьянка из ссыльных Тымовского округа на о. Сахалин Шендель Блювштейн, даю показания в нижеследующем. Родилась я в городе Варшаве от родителей мещан Лейбу Солмоняк и матери Раввы Леонтьевой, иудейского вероисповедания, которых в настоящее время нет в живых. От роду имею 48 лет, до ссылки на Сахалин имела законного мужа Михаила Яковлева Блювштейн, которого также в живых нет, от него имею двух дочерей – Софью 24 лет и Антонину, последняя приняла православную веру в 1887 году, в настоящее время они живут в Москве.
Страдая 12 лет в ссылке и иногда читая Святое Евангелие, я вполне убедилась, что Господь Иисус Христос есть истинный Мессия и что спасение души возможно только в лоне православной Церкви. А потому сим удостоверяю, что не ради каких-либо мирских выгод и единственно по искреннему убеждению желаю присоединиться к православной церкви, в чём и подписуюсь.
Шендель Блювштейн.
Показание отбирал священник Алексей Кукольников». (ГАСО. Ф.23и. оп.2.д.38. л.216а, 216в).
«Подписка.
Я, нижеподписавшаяся, крестьянка из ссыльных Тымовского округа на о. Сахалин Шендель Блювштейн, иудейского вероисповедания, сим изъявляю решительное намерение присоединиться к православной Восточной Церкви и обещаюсь пребывать в послушании её всегда неизменно.
1899 года 10 дня.
Шендель Блювштейн. Подписку отбирал священник Алексей Кукольников». (ГАСО. Ф.23и. оп.2. д.38. л.216б).
Крещение Софьи свидетельствует о добротной службе сахалинского духовенства, приложившего немало сил для обращения преступного мира в православную веру. Всё содеянное за долгую и непростую жизнь Софьей было прощено и омыто Таинством Святого Крещения. Теперь трудно судить, сделала ли она это намерено, чтобы с новым именем бежать на материк, или действительно обрела веру и раскаялась в прошлом, но судя по событиям последних дней, прошлое её не отпускало.
О последних днях жизни Блювштейн ходило немало легенд. Видимо сложившийся в памяти народа образ Золотой Ручки продолжал жить своей жизнью. Свой последний побег она совершила в 1902 году.
Это больше напоминало крик отчаяния, последний рывок к недостижимой свободе. Она мечтала добраться до материка, чтобы увидеть дочерей, но совсем больная, с ослабленным здоровьем не смогла пройти и двух вёрст и упала без сознания, пока конвойные не нашли её при обходе. Мария Блювштейн умерла через несколько дней в лазарете от простуды 20 сентября 1902 года и была похоронена на Сахалине на местном кладбище в посту Александровском.

Алена Драгунова.

Views: 301