Сегодня она – музыкант, завтра – модельер, послезавтра – писатель, затем – фотограф, после – режиссёр… Этот список можно перечислять долго. При том при всём, что Ольга Янаева готовилась быть примерной женой и мамой двух сыновей ещё с юности. Старая цыганка щёлкнула Ольгу по лбу и поведала: «У тебя будет два мальчика». Ольге тогда было четырнадцать лет, и она уже вела тетрадку с рецептами и советами, которые выписывала из журналов, мечтая о большой и дружной семье.
Узнав произведения Ольги Янаевой, погружаешься в её мир целиком и полностью, без остатка. Самое потрясающее, что из него не хочется выбираться обратно – настолько трогает за сердце то, что читаешь или смотришь. Конечно же, мы не могли обойти вниманием и не сделать Ольгу Янаеву героиней нашего интервью.
– Ольга, тысяча комплиментов и виват вашим проектам! Откуда это всё творческое богатство в вас зародилось?
– Наверное, с творческой семьи и суровых жизненных обстоятельств, которые закалили. Я родилась в Кишинёве. Моя мама была доцентом консерватории, автором более 10 книг. Мама обожала гостей, и в большой квартире в центре Кишинева за длинным столом собирались лучшие творческие силы кино, театра, музыки. Меня отдали в школу без номера, экспериментальную. В махровом социализме мы, её воспитанники, читали Булгакова, Ницше, Даниила Андреева…
Педагоги к нам обращались исключительно на ВЫ. Нас развивали необычным способом – в некоторых предметах не разрешали учебники. И было много интересного. Половина школы – балет. Половина мы – музыканты. По расписанию пол дня – обычные уроки, пол дня – музыка. Весь день с утра до вечера проходил в школе, у каждого – свой отдельный класс с ключом, свои личные (сейчас это называют индивидуальные) педагоги. Естественно, что многих такой суровый академический подход утомлял. Мы всё же были дети! Поэтому порой прятались в раздевалке, где нас укрывали все годы верные, преданные нам милейшие женщины – сестры-близнецы из ближайшей деревни. Мы быстро научились их различать. Они нас жалели, Кто обидит – бегу к сестрам. Были в курсе всех моих дел: и домашних, и школьных. Всю жизнь они поддерживали нас своей добротой. Никогда не отказывали в просьбе спрятать меня в гуще одежды, по разным причинам пропустить урок или собрание. В самом укромном месте стояло старое кресло и столик. Можно было вздремнуть.
Особенно трогательно сестры вникали в наши музыкальные сложности. Даже записывали термины. И слушали с почтительным вниманием. Если глаза на мокром месте, кто еще выслушает о противном пассаже, который никак не даётся, а зачетный концерт уже на носу? И как было приятно, когда они восхищались успехами, что, собственно, было и их частью, прожитой вместе с нами. Они первые узнавали про наши оценки, обнимали, радовались. Так я закончила 11 лет школы. Без номера. Имени композитора Евгения Коки.
Само наше трёхэтажное, крепкое здание построили на месте бывшего частного сектора и первого аэродрома. От деревушки остались огромные фруктовые деревья. Что запомнилось на всю жизнь – это сумасшедшее розово-бело-красное цветение, лезшее мощными ветвями во все окна, а затем черешня, вишня, сливы и первые яблоки…
Проходило много веков, а цыгане всё шли через этот холм, по проложенной их предками дороге. Появилась деревушка, потом аэродром, затем – наша школа.
А они все приходили, останавливались в старом фруктовом саду. Наш директор не выгонял их. И в благодарность, перед уходом, они разбрасывали пригоршни мелочи по саду.
– Да, но таким образом вы получили музыкальное становление. Когда же проявились в вас иные ипостаси, в которых вы прекрасно о себе заявили?
– Где-то в 14 лет я начала подозревать, что я не музыкант. Я увлечённо рисовала и лепила. Меня даже приняли сразу на 2-й курс художественного училища. Но я решила не уходить со школы. Несмотря на мои отличные оценки, я подозревала всё больше, что вынуждена была играть роль музыканта из-за мамы. Она с 4-х лет посадила меня за пианино. А на самом деле мне очень хотелось быть сначала художником, скульптором, а потом режиссёром. Я смело (откуда-то взялась и спокойная уверенность) ставила большие спектакли в школе. Кроме специальности «пианист», я взяла дополнительный курс хормейстера в двух последних классах школы. Изначально у меня не было голоса, а надо было всё время петь, и сложные арии исполнять так же. И голос стал прорезаться. Меццо-сопрано. Никто в меня не верил. Все привыкли, что я сиплю. Руководитель хора, которая просила меня только рот открывать, однажды вломилась в мой класс – искала поющую девочку, ей нужна была солистка. А я смотрела на это чудовище, которое унижало меня все годы, и вдруг… со всей мощью запела. Она остановилась, как вкопанная. Месть была прекрасна.
Я сдала все экзамены.
– И по какому же пути вы пошли дальше к своему творческому Олимпу?
– О! Случился мой триумф, когда меня приняли в Московскую консерваторию на курс хормейстера – в класс педагога легендарной Сапожниковой, профессора. Она была у меня на выпускном экзамене. Приехала в Кишинёв набирать одарённых учеников. Но я решила поступать во ВГИК. И таки поступила к Юрию Озерову на курс режиссуры. Однако, не смогла найти с ним общий язык, как ни старалась, с этим великолепным хамом. И с нервным срывом уехала домой. С отличием закончила Академию театра и кино в Кишинёве. Работала художественным руководителем в ГДК, затем директором Молодежного центра им. Гагарина. В ГДК организовала Театр рабочей молодежи и перенесла его в Молодежный центр.
– Как я понимаю, вы не гладкая и пушистая, и отстаиваете свою точку зрения даже с авторитетными людьми. Вообще часто подобное происходило в жизни, когда находит “коса на камень”?
– Да. Причём доходило до ситуаций, когда жизнь на кону. Представьте, мне 30 лет, а моя родина вдруг говорит мне: “Уезжай, ты здесь чужая!”. У меня уже родились двое мальчиков. Старшему было пять лет, младшему – три месяца. Началась война, как следствие – ненависть к русскоязычным. Все русские школы закрылись. Я осталась без работы. Никому не нужен учитель музыки и режиссёр с красным дипломом, и писатель, журналист-аматор, печатавшийся с 14 лет в газетах и журналах. Моих детей не принимают в садик. Моя мама была уволена за то, что не молдованка, хотя она преподавала и на румынском. Мама проработала в консерватории с 22 лет, всю жизнь. Ей оставался год до пенсии. У мамы случился нервный срыв, она слегла. И больше не встала.
Мы с мужем решаем уезжать в Украину. Там родина мужа и родина моих предков по папиной линии. Мой прадед был хозяином хутора. Его раскулачили. Расстреляли. Дед, со страху, молодой, семнадцатилетний, подался в красные командиры.
И вот мы едем в поезде, его обстреливают, заслоняю детей и думаю – в Больцах погибли мои друзья, в Кишинёве осталось всё – родители, бабушка, мой родной город с обожаемыми с детства театрами, консерваторией, органным залом, парками, озёрами. Их (озёр) в Кишинёве, в самом городе, – аж 24! А оказались мы в небольшом промышленном городке Никополь Днепропетровского района, где два огромных завода, и всё живет, только если они функционируют. Нет ни одного театра, только допотопные дома культуры, в которых нет ничего: лишь пара кружков фитнеса, языковые курсы и кино по воскресеньям.
Спасало поначалу то, что город щедро озеленён. Похожие на заповедники просторные парки, Каховское водохранилище, прекрасная набережная. До сих пор только это остаётся самым привлекательным.
Кстати, в этом городе снимал фильм Александр Миндадзе “Милый Ханс, дорогой Пётр”! А через пару лет сняли фильм «Однажды в Германии». Снимали несколько европейских стран. В старом городе локации такие же, как в 30 годах в Европе. И это романтично… Правда, я надеялась, что вернусь на родину. Но пока обживалась в городке Никополь, знакомясь с местными перестроечными “ужастиками”, в Кишинёве бандиты отняли у меня две квартиры, подаренные бабушками.
Я решила вернуть себе квартиры. Не эти. А заработать и купить другие. Так что у меня появилась злость, энергия и цель.
– Какая жуткая история! Но можно ли творчеством заработать на квартиры? Бабушки-то наверное их бесплатно в СССР получали?
– Бабушки тяжело работали. Бабушка по отцу одна воспитывала моего папу. Бесконечные командировки, допоздна на работе. Жили поначалу в коммуналках. Обе бабушки доросли до начальства. Город быстро строился. Но квартиры они получили спустя много лет. Зная, сколько платили людям за их труд, квартиры мои бабушки точно заработали.
Я немного писала стихи в 14 лет, пробовала себя. Ну а прозу я просто обожала, это было мое. И тут вдруг в Никополе у меня снова прорвались стихи, наверное, от стресса новизны. Пришлось запираться в ванной от всех домашних дел, не реагировать на происки сынишек вернуть маму в их жизнь… Так родилась книга “Лунный почерк”. К тому же в это время появился первый гламурный самостоятельный журнал в Украине “Натали”. Затем корпорация развивалась, и из него выросли журналы “С тобой”, “Вотр ботэ”, «Женский журнал». И отдельно – “Единственная”.
Тогда, очарованная журналом, я позвонила в редакцию и сказала, что у меня созрела идея: “Вашему журналу чего-то не хватает, и я знаю что это”. Мне ответили: “Приезжайте!”.
Я рванула в Киев, получила пропуск, меня встретили настороженно, отгородились большим столом. И общались со мной с той стороны, как с другого берега. А в результате меня приняли немедленно! Стол отодвинули и поведали мне, что думали: я сумасшедшая. Некоторые дамы, как, оказалось, проникают в редакцию и экзальтированно хулиганят. Мои литературные наставники через три года признались, что к ним в журнал даже по блату не попасть, а я просто позвонила и с улицы к ним пришла.
Так в чём же был секрет моего попадания в яблочко? Я им предложила свою рубрику “Замужем за иностранцем”. Тогда, в середине 90-х годов, это было новое, не то, что сейчас. А кроме того они печатали мои рассказы и эссе. Я работала в журналах много лет.
– Не скрою, с большим интересом прочла вашу книгу “Азия. Время красоты”, в которой идёт речь о модельном бизнесе. Я так понимаю, вы – прототип Зиночки, искавшей по школам красивых девочек для своего агентства? Расскажете? Это ведь тоже в Никополе было?
– Верно. Я организовала модельное агентство “Промис”. А с журналами работала удалённо. Вид на жительство Украина мне не выдавала, несмотря на то, что все члены семьи – граждане Украины. И я каждые три месяца должна была выезжать с Украины и снова заезжать. Часто я вскакивала ночью, хватала паспорт, где была отметка с датой, в ужасе думая, что пропустила один день. Весело. Но я с радостью навещала маму и папу. И родной город, конечно.
А в книгу “Азия. Время красоты” я вложила реальную историю моей модели Ольги Орешко. Получился такой эзотерический роман. Косвенно он затронул мою деятельность в агентстве. Я счастлива, что дала дорогу в “звёзды” с мировым признанием и Ольге, которая сейчас живёт на Бали. И другим девочкам из Никополя.
Почему мне в голову пришла эта идея? Дело в том, что моя мама обожала шить. Бабушка была начальником “Союзпечати” в Молдове, и у нас всегда появлялись новейшие журналы мод – с Прибалтики, Болгарии, Германии, Венгрии. Многочисленные выкройки мама собирала в огромный чемодан. Мама шила половине города. Я привыкла, что у нас постоянно гости. Мама научилась шить еще в юности, покупая на рынке старые вещи и распарывая их, чтобы получить лекала выкроек. Ну и я переняла у неё со временем опыт.
Одевала себя и друзей, создавала коллекции Размер +. Но я уже сто лет не шью на заказ, как-то прошло желание, и появилась аллергия на пушок от ниток. Прошло и то время, когда я увлеклась фотографией и работала со стоковыми гигантами – Шаттерстоком, Дримфото…
Осталась приятная тяжесть единения руки, души с камерой, которая через несколько лет выведет меня на то, что и фильмы, по возможности, лучше снимать самой, в качестве оператора…
– О! Здорово, что вы сами заговорили на эту тему. Я и сама как раз хотела спросить про эту вашу творческую стезю. Всё же вы получали высшее образование, связанное с театром и кино. Слышала, и что за один из своих сценариев короткого метра вы получили даже “Оскар”! Был ли тернист этот ваш путь? Или как по маслу?
– Знаете, моя первая пьеса, которую я написала, “У нас будет мальчик”, вошла в шорт-лист конкурса “Баденвалер”. И, кроме того, выиграла постановку в Московском Театре “Апарте” в 2012 году. Удивительно, но потом все мои пьесы отмечались на разных конкурсах. Первый сценарий короткого метра – и Главный приз на кинофестивале в Москве «Лучезарный Ангел». Второй сценарий короткого метра – шесть званий финалиста на международных кинофестивалях – и получила “Оскар Торонто Тинфф”. Это особенный кинофестиваль в Канаде, где голливудские продюсеры дают “Оскар” за сценарии.
И в этом же году Золотой Диплом за грузинский полный метр на “Золотом Витязе”, учредитель – Народный артист РФ Николай Бурляев.
Я вспомнила про Грузию, куда попала в 1984 году как одна из лучших студенток с группой от разных институтов. В основном, это были филологи и историки, приехавшие в Тбилиси на конкурс по эстетике. Наш самолет приземлился. Но нас не выпускали. Ничего не объясняли. Давали воду, разрешали в туалет. Проходили часы, а мы продолжали сидеть на своих местах. В иллюминаторе творилось что-то странное: захват самолёта, военные с автоматами, в масках, камуфляже. Я подумала – снимают кино. А затем стали выводить из самолета молодых людей – руки за спиной, лица избитые… Мы переглядывались: “Точно, снимают кино!”. Ведь в Советском Союзе не может такого происходить в реальности. Кино, впрочем, про эту трагическую историю действительно снял Резо Гигинеишвили. “Заложники”. Но спустя много лет. А тогда это событие я видела своими глазами.
Нас никто не встретил в аэропорту, хотя обещали. Эти молодые люди, захватившие самолет, оказались студентами из Института Кинематографии в Тбилиси, который и организовал этот конкурс. До нас никому не было дела. Все куда-то разбежались. Институт стоял пустой. Кормить нас было некому. К вечеру появился нахмуренный человек. И отвез нас куда-то. Оказалось – это грязное общежитие, где жили почему-то не студенты, а какие-то пугающие личности, некоторые даже с сединой.
Утром мы поняли – в магазинах всё по карточкам. Кафе – очень дорого, мы студенты – денег с собой мало. Ели хлеб, конфеты-шарики – до сих пор эти сахарные шарики не люблю. Наш руководитель где-то раздобыл чай.
Мы продолжали мучатся в общежитии со сборными жуликами со всего Кавказа. Наш руководитель ходил просто белый, на нём лица не было. Спал на полу в нашей комнате, чтобы нас не украли.
И каждый божий день приходили кавказцы меня покупать. Преподаватель, весь мокрый от ответственности, каждый день объяснял, что я советская девушка, меня купить нельзя. На что гости вздыхали, понимающе переглядывались и говорили: “Значит, мало!”. На другой день сумма объявлялась уже больше. Наш руководитель закатил скандал устроителям конкурса, и нас переселили в новый дом, неизвестного назначения. Высотный. Окон нет, полы в виде волн из линолеума. Сантехника не работает. Воды почти нет. Но счастье не видеть больше этих гостей всё перекрывало. Окна мы закрыли подушками. Спали в пальто и шапках. И очень хотели есть.
Мальчики из Прибалтики угостили нас горячими пирожками. Пирожки были такие длинные, с мясом и зеленью, я ела и плакала. Ничего вкуснее не пробовала в жизни.
И вот прошло много лет. Волею судеб мы с мужем стали жить в Грузии. И я повсюду искала те пирожки. Однажды повезло. Мы посетили с мужем Мцхету. Мцхета – второй Иерусалим. Древняя столица Грузии.
Мы зашли в легендарный ресторанчик у дороги, и передо мной появились именно те пирожки. Оказалось, что это фирменное изделие Мцхетской кухни, подается только в этом месте. В мозгу вспыхнуло. Я вспомнила чётко: вот тут стоял наш автобус, вот туда мы поехали смотреть старинный Храм Джвари на высокой горе, связанный с «Мцыри» Лермонтова.
Все мои произведения: пьесы, сценарии, книги – написаны в Грузии.
Кроме того, здесь я стала снимать сама короткометражные фильмы.
Последний – “Там, за горой – море”. Сейчас он в пост продакшене. Это грузинская история. Я поехала в село Аргвета. Нашлись люди, которые стали мне помогать. Правда, оказались и те, кто крутили у виска, в открытую называли нашу команду дураками. Но я не обращала внимания. Главное, что нашлись и замечательные дети, и бабушка 82 года. Я всю жизнь тяготею к аматорам-актёрам! И всё срослось. Я до сих пор не могу поверить, что это произошло. Я же была одна на всё…
– Вообще, часто снимаете фильмы о Грузии? География, место жительства имеют значение?
– Да, я ведь открыла для себя новый совершенно мир. Мне захотелось поведать всем об этих людях. В Имерети я сняла документальный фильм “Планета Гио”. В этом городе чудесные места! Здесь я даже создала фотовыставку “Цветы на камнях”.
А девочки из Зестафони согласились стать моделями. Выставку посетили гости из Израиля. Польши. Литвы… В планах второй заход фотосъёмок, но пока сил нет. Нужно передохнуть, вздохнуть свежего морского воздуха, набраться впечатлений.
– Ольга, а кроме отдыха о чём-то мечтаете?
– Я с пятнадцати лет хорошо готовила, мама это дело не любила – у неё просто времени на это не хватало. Она всегда успевала крутиться на двух-трёх работах. И шила беспрерывно. Но о маминых закрутках среди знакомых ходили легенды. Наши гости обожали мои фирменные блюда и мамины закрутки: ягоды и фрукты в собственном соку, гогошары в маринаде, баклажаны на гриле (в банках). Наш подвал довольно большой (сейчас там ресторан), был заставлен в четыре ряда консервацией. Мама подкармливала так же своих студентов. Они у нас поколениями заседали на кухне. Наш дом строили пленные немцы – и кухня была огромная. Странно, но этот дом не пострадал во время жутких землетрясений. В нём всегда было прохладно, хотя летом в Кишинёве всё изнывало от дикой жары. Когда мамы не стало, мне пришлось вызвать микроавтобус, чтобы отвести закрутки в детский дом. “Микрик” ездил три раза. Так вот я к тому это рассказываю, что ничто человеческое мне не чуждо. И кулинарное искусство тоже. Поэтому давно зреет мечта открыть кафе.
Ну, и конечно, очень хочется снять полный метр. Именно этот проект занимает сейчас по большей части мои мысли. Может быть, это интервью поможет мне найти СВОЕГО человека, продюсера в ко-продакшн?
– Почему бы и нет? По крайней мере, я искренне вам желаю его встретить! Думаю, что и читатели, поближе познакомившиеся с вашим творчеством, ко мне присоединятся. Спасибо вам за то, что вы делаете!
Беседовала Лариса Пушкина.
Visits: 213