Лет тридцать пять назад я со своей дочерью, школьницей Лилей отдыхала по туристической путёвке на турбазе сначала в Виннице, а потом в Могилёве-Подольском. События этого отдыха вошли в анналы истории нашей маленькой семьи. Наши воспоминания делятся на тёмные и светлые, причём тёмные прочно связаны с Винницей, а светлые – с Могилёвом-Подольским.
На турбазе в Виннице росли огромные ели, создававшие впечатление сумрачности, серости и сырости. Нас с Лилей поселили в обшарпанном деревянном домике с дощатым полом. Обстановка в нём была самая неказистая: две железные кровати, стол, два стула и платяной шкаф. Питались мы в столовой. Блюда нам подавали самые изысканные: утром – пшённую кашу, в обед – снова пшённую кашу, плавающую в рыбном соусе, куда бросали кусок трески или минтая, вечером – ещё раз пшённую кашу с рыбным соусом и рыбой. Одна пожилая туристка не выдержала такой диеты и, схватив свою тарелку с пшённой кашей в рыбном соусе, бросилась к шеф-повару с воплем: «Ну, скажите, ну, что это такое?».
Как-то ночью мы проснулись от страшного грохота. Вскочив, как ужаленные, с кроватей мы увидели, что упал наш шкаф. Частично он провалился под сгнивший со временем пол, а своей верхней частью упал на мою кровать. Однако, я осталась невредима. Лилька только и произнесла: «Вот это дела!». И мы среди ночи начали хохотать. Теперь, если у меня в жизни случаются какие-либо неприятности, дочь всегда говорит: «А ты вспомни тот шкаф на турбазе и посмейся над тем, что произошло!».
На турбазе в Могилёве-Подольском было как-то светлее и радостнее, хотя особых развлечений, как и в Виннице, здесь не было, но нас в течение всего дня сопровождала песня в исполнении Аллы Пугачёвой “Миллион алых роз” и причитания какой-то многие годы неизвестной нам птицы. Признавая несомненный талант Пугачёвой как певицы, музыканта и артистки, я, тем не менее, не любила её за вульгарность в одежде и поведении. Однако, её “Миллион алых роз” как нельзя лучше соответствовал бесшабашной атмосфере турбазы, и до сих пор я слушаю эту песню с большим удовольствием.
Что касается неизвестной птицы, то незамысловатый ритм её песни прочно врезался в мою память, поэтому я узнавала его всюду, где бы ни находилась. Но вот что за птица исполняла две заунывные, повторяющиеся ноты, я узнала значительно позже и была сильно разочарована. Дело в том, что эту же «песню» я часто слышала, находясь в Калифорнии. Когда однажды неизвестная птица в очередной раз подала свой голос, я, поприветствовав идущих навстречу мне девушек, спросила их, чьё «пение» они слышат. Они прислушались и уверенно заявили, что это “pigeon”. Каково же было моё разочарование, когда я поняла, что это означало «голубь», птица, которую я обычно называла «иждивенцем», потому что в городах голуби практически не летают, а лениво разгуливают по улицам и площадям, портят памятники, попрошайничают и не брезгуют питаться отходами. Птицы же, которых я увидела в Калифорнии, были изящнее голубей, сидели на электрических проводах или на перекладинах высоких столбов, к которым крепились эти провода, и быстро летали. Чтобы расширить своё представление об этих птицах, я нашла их фотографии в интернете. Оказалось, что это горлицы. В Украине, где я впервые познакомилась с ними, обитают горлица кольчатая и зебровая, а в Калифорнии – горлица белокрылая, плачущая и малая.
И вот каждый раз, когда я слышу это «причитание», я вспоминаю тот уже далёкий, прошлого века, весёлый отдых на турбазе в Могилёве-Подольском. Песня «Миллион алых роз» и постоянная жалоба птицы оказались навсегда связанными для меня с этой турбазой и моими тогда ещё почти молодыми годами, когда я ещё могла позволить себе пошалить и порезвиться.
Когда у нас кончились деньги, мы с Лилькой, поставив в сумку пол-литровую банку с водой, время от времени отправлялись на рынок. Там мы последовательно обходили торговые ряды, пробуя подряд все продаваемые фрукты и овощи, не забывая при этом полоскать их в банке. Обе мы испытывали от этого большое удовлетворение и веселились от души. Эта моя полнейшая несерьёзность и желание пошалить нашли благоприятную почву в характере моей дочери, и она в дальнейшем нередко совершала лихие поступки.
К этому времени моя школьница стала уже вполне оформившейся девушкой и была необыкновенно хороша собой: блондинка, выше меня ростом, белокожая, с нежным румянцем. Однажды в хозяйственном магазине мы покупали форму для выпечки сухого печенья. Лилька приглянулась обслуживавшему нас двадцатидевятилетнему продавцу, по имени Виталий. Выйдя из магазина, я села в автобус и уехала, а Лилька осталась на остановке, ожидая автобус другого маршрута. Увидев её одну, Виталий вышел из магазина и заговорил с ней, а потом пригласил прийти вечером на свидание. На его вопрос, сколько ей лет, Лилька ответила: “Шестнадцать”. На свидание Лилька не пошла, а вместе со своей подружкой наблюдала из-за угла, как он нервно ходит взад и вперёд около назначенного места встречи.
Потом он пришёл к нашему домику и был тогда явно взволнован, но я сразу охладила его пыл, сказав ему: “Ты знаешь, а ведь Лиле всего тринадцать лет. Она ещё совсем ребёнок!”. Это и в самом деле было так. Парень был потрясён, он не хотел мне верить. Я не ожидала, что дело примет такой серьёзный оборот. Когда нам настала пора уезжать в Москву, он пришёл на вокзал, но Лилька притворилась, что не видит его. Узнав где-то наш адрес, позже он всё-таки прислал ей письмо в Москву, которое начиналось словами: “Здравствуй, моя снегурочка!”. Но Лилька ему не ответила, хотя втайне гордилась тем, что взрослый парень проявил к ней такой интерес, в то время как её ровесники не снисходили даже до элементарных знаков внимания.
Спустя несколько лет мой муж Николай достал нам с Лилькой путёвки на турбазу, теперь уже подмосковную. Здесь тоже был деревянный домик с удобствами во дворе. Лето тогда выдалось исключительно холодное и дождливое. Туристы с упоением собирали грибы, а потом варили их в огромных кастрюлях на больших печах, делая заготовки на зиму. У всех отдыхающих это было основным времяпрепровождением. Мы старались не отставать от других, хотя и нам приходилось занимать очередь, чтобы сварить свои грибы.
Ночью мы дрожали от холода и не могли заснуть. Тогда нам посоветовали нагревать на печи кирпичи и класть их на ночь в ногах. Каждое утро мы относили кирпичи на “кухню” и каждый вечер горячими несли их в свое “жилище”. Мы рисковали уронить их себе на ноги или, засыпая, обжечься. Однако, горячие кирпичи помогали нам не только засыпать, но и предохранили от простуды в этих суровых погодных условиях.
Так что теперь все эти приключения на турбазах вспоминаются с улыбкой.
Алла Валько.
Views: 126