…Один крупный, известный театр принял к постановке мою пьесу… Премьера через полгода, а деньги, крохотные, я получу через год… И что мне делать сейчас? Надо ведь покупать какую-то еду, ботинки, одеяло… На что? Я этого совершенно не понимаю…
…СССР, ты оказался райской обителью! Мы не поняли тебя! Не оценили! В СССР такой ситуации в жизни состоявшегося драматурга быть не могло! Одному известному советскому драматургу, которого я знал, и который помогал мне, (его слово в Министерстве культуры много значило), Литфонд (финансовая часть Союза Писателей), спокойно выделил деньги на покупку двухэтажной дачи под Москвой. Когда он вернёт эти деньги? А когда сможет! Известные драматурги зарабатывали хорошо! И подобную финансовую поддержку им делать не боялись! Даже были обязаны это делать! Такое решение правительства! Вот так!
…О! Солнышко выглянуло! Надо прогуляться! Где мои носки?..
– Здравствуй, дорогой Саша! – услышал я приятный мужской голос. В двух метрах от меня, в моём драном кресле, сидел удивительно красивый румяный старик, внешность которого напомнила мне известную историческую личность. Понял! Это был Константин Сергеевич Станиславский! Когда-то давно я считал его самым красивым мужчиной из попавших в поле моего зрения! А сколько самых разных там было! На улице, в театрах, в музейных альбомах! Да! Самый красивый, самый талантливый, самый обаятельный! Вот он! Сидит напротив меня, появившись чудесным образом!
– Не пересаливай, Саша! Я обычный человек! Ну, слежу за собой! И только! – сказал Станиславский и слегка покраснел.
– Я появился у тебя по просьбе твоей матушки! Мы с ней служим вместе, очищаем воздух Москвы от всякой гадости. То есть не только от газов, пыли и копоти… Но и от удивительно гнусных отношений, которыми Москва кишит буквально!
– Над Кремлём чистили? – спросил я.
Станиславский поморщился и сказал:
– Да, пытались… Но ничего не получилось…Там сейчас, надрываясь и обливаясь потом, вкалывает другое ведомство… Так вот! Я с большой симпатией отношусь к твоей матушке и не выполнить её просьбу я не могу… К тому же, ты, как драматург, мне интересен. Ты пишешь не хуже Владимира Ивановича Немировича–Данченко, а он умел это делать. Но только это! Как режиссёр он был пустое место! Так вот! Далее! И яснее! Сашенька, положение в театре и литературе очень плохое! Они умирают! Интернет, эта многослойная помойка, схавал их! И поэтому у тебя пропадает желание работать! Тем более вам за работу не платят! Гроши какие–то вы получаете! Но это не важно! Ты тридцать лет писал и жил таким образом! И много сделал!
…Вообще, я не понимаю, как можно было плюнуть на деятельность такого крохотного и важного для искусства отряда, как драматурги! Но ведь они вообще на всех плюют! Кроме себя!
…Ну ладно, забудем о них! Перейдём к главному! Сашенька, ты стареешь, болеешь, мозг слабеет, пишется всё хуже и хуже, интерес к работе падает! Это плохо! Ты обратил внимание, как слабеет твоя память? А память для писателя – это очень важно!
– Нет, не обратил, – сказал я задумчиво.
Станиславский. А я помогу прояснить тебе ситуацию. Ты помнишь своего бывшего друга, Женьку Метеора?
…Я поразмышлял, и вынужден был признаться, что не помню.
…Станиславский печально улыбнулся и сказал:
– Ну вот, видишь… А когда-то вы вместе работали в Московском Театре оперетты. Ты был хормейстером, а он артистом балета. И вы очень часто в перерывах пили кофе за одним столиком, стоящим недалеко от выхода на сцену и женского туалета. Помнишь, как было хорошо?
Я заплакал и прошептал:
– Да, Константин Сергеевич! Было очень, очень хорошо!
Станиславский. Ну, есть ещё вещи, опасные для тебя. Ты забываешь, какую таблетку ты пил, а какую не пил. Работает ли твой телефон. Есть ли у тебя еда. Но это не главное! Ты тридцать лет болен и, в связи с этим, просидел эти годы в своей комнате, как в тюрьме! У тебя нет ни сил, ни денег на путешествия! И у тебя очень мало интересных жизненных впечатлений! В таком положении писать нельзя! Невозможно! И по просьбе твоей матушки я хочу тебе помочь! Хочу выручить тебя! Сейчас мы с тобой покатаемся по Москве и посмотрим, что в ней делается! Может быть что–то вдохновит тебя на работу! Согласен?
…Естественно, я согласился…
А через минуту мы в странной прозрачной машине неслись над Москвой. Станиславский морщился, но молчал. Вдруг оживился:
– Саша, смотри! Гигантский цветочный магазин! И кроме продавцов в нём никого нет! Покупатели даже не заглядывают сюда! Цены на цветы сумасшедшие! Да и вообще не до них! Килька в томате важнее! Поэтому сделаем вот что! Нырнём в квартиру человека, который владеет всеми цветочными магазинами в Москве! Я тебе объясню почему!
…Влетаем. Огромная квартира. Комнат пятнадцать. И все они заставлены вазами с цветами. Аромат ошеломляющий. Райский сад! Мебель, посуда, техника – прекрасные! Станиславский махнул рукой, и цветы волшебно испарились. Исчезли, словно их и не было!
Станиславский. Вот так! И будем ждать!
…Через несколько минут входная дверь открылась, и в комнату, в которой мы висели под потолком, устало вошла очень красивая женщина, лет 38… Она была одета странно… Так в рабочие моменты одеваются женщины с пониженной социальной ответственностью… То есть проститутки… Правда, очень дорогие, но проститутки. Она быстро разделась догола, и тут что–то удивило её. А именно – отсутствие цветов, которые у неё всегда были огромном количестве. Она обожала их!
– Ах, ты сука! – прошипела женщина. – Да как ты посмел! Да я тебе, блин, яйца на лысину натяну! Баран!
Женщина села в кресло и стала напряжённо ждать. Её трясло! Ждала она не долго… Минут шесть… В комнату вошёл мужчина лет пятидесяти, очень некрасивый, но прекрасно одетый.
Мужчина. Милочка моя! Ты дома! Как я рад! А у меня для тебя есть подарок! Твои любимые венские булочки! Утренним самолётом!
Женщина (тихо, сипло). Где цветы?!
Мужчина (удивлённо). Какие цветы?
Женщина. Оглянись!
Мужчина (оглянулся и побагровел). Милочка! Это происки врагов! Сегодня утром цветов принесли полвагона! Те, которые особенно любишь ты!
Женщина (истошно орёт). Врёшь, сука! Ты забыл обо мне! Ты забыл, что я генерал тайной службы! И что со мной так нельзя! И сейчас ты это поймёшь!
Женщина подбежала к сумочке, выхватила из неё маленький золотой пистолет и стала палить в мужчину, в своего мужа. Она очень хотела его убить, но от ярости у неё тряслись руки, и она ни разу не попала. Наконец пули кончились, и *Милочка* бросила его на пол. Выпив стакан виски, женщина стала орать дальше, уже не так громко, давясь хрипом:
– Ты забыл, кто тебя сделал миллионером?! Забыл?! Мне пришлось переспать с десятком подонков, чтобы ты стал тем, кем являешься! И ещё кое–что сделать, непроизносимое! Забыл?! Олигарх х…ев! Говно ты неблагодарное!
Мужчина упал на колени и крикнул:
– Милочка, прости меня! Нас хотят уничтожить! Это банальное дело! Ежедневный процесс! Пойми меня! И прости!
Женщина. Нет! Сейчас я тебя разрублю на куски! Сука поганая! Тварь эгоистичная! Падло самовлюбленное! Враг красоты!
Женщина сорвала со стены казацкую шашку, украшенную золотом и камнями, и подняла её над головой. В этот момент Станиславский поднял руку, и цветы вернулись на место. Женщина оцепенела, уронила шашку и упала на пол. Муж рухнул рядом.
Станиславский улыбнулся и сказал:
– Из этого может что-то получиться… В театральном отношении… Ты согласен, коллега?
Я кивнул.
– Летим дальше! – сказал Станиславский, и мы оказались над памятником Пушкину. Станиславский огляделся и сказал, печально и презрительно:
– Одно слово! Было хорошо, а стало плохо! Смотри, Саша! Напротив “Макдональдса” новый зелёный туалет. Летим туда! Там будет сцена! Видишь, двое мужчин подходят к туалету? Один в белом, другой в синем костюме? Смотрим!
Мужчины подошли к туалету и попытались войти в него. Не получилось. Дверь не открылась.
Белый костюм сказал:
– Что за х…йня? Сколько пятидесятирублёвок ты бросил?
Синий костюм. Три!
Белый костюм. Ну и что делать? Это третий туалет, который мы не можем открыть! Я тебя спрашиваю, что будем делать?
Синий костюм. Я не знаю, господин Ястреб!
Белый костюм. А я знаю! Я вам не мудак, чтобы открыто ссать рядом с нарядной московской публикой! Я солнце казахской разведки! И очень хорошо воспитан!
…Раздался щелчок. В замке появилась крохотная дырочка, и дверь открылась.
Синий костюм (спокойно). Что это было?
Белый костюм. Пистолет Стечкина, с глушителем… Новый вариант! Пошли!
Синий костюм. А может быть и женский откроем? Вдвоём ссать не удобно!
Белый костюм. Женский туалет для женщин, дорогой мой! Но давай–ка всё–таки его откроем – защитим русских женщин от пренебрежения и идиотизма!
…Белый костюм открыл женский туалет и коллеги, помочившись (в мужском), поехали в итальянский ресторан. Только они ушли, как к женскому туалету с трудом, задыхаясь и раскачиваясь, подошла пожилая женщина… Она остановилась и заплакала… Она не верила, что попадёт в туалет.
Вдруг дунул ветер, и дверь в туалет приоткрылась! Изумлённая женщина тяжело, с опаской, вошла в него и через минуту убедилась, что счастье не совсем ещё покинуло эту страну!
Голос. Товарищ полковник! Ястреб расстрелял туалет напротив “Макдональдса”! Что делать? Брать его?
Хриплый голос. Дурак ты, капитан! Он поступил правильно! И брать его не за что! Других надо брать! Едем в шашлычную к Гураму! Туда приедут младшие лейтенанты Пусик и Мармеладка!
Станиславский. Тут тоже, кажется, можно на пьеску наскрести! Летим дальше!
…Внизу очень ухоженный, красивый парк. Туалеты открываются. Есть мороженное, цыплята табака и грузинское вино. Хорошо!
Станиславский. Внизу скамейка! Видишь? На ней сидит огромный пьяный мужчина и какая-то женщина. Рядом с мужчиной стоит очаровательный длинноволосый мальчик лет пяти, он жалобно просит у мужчины конфетку. Мужчина – его отец. Женщина – любовница мужчины. Смотрим!
Мальчик. …Папочка, дай мне что–нибудь вкусненькое!
Мужчина. Мы все охерели от этой жизни! А тебе вкусненькое? Перебьёшься!
Мальчик заплакал. Мимо скамейки проходила хорошо одетая женщина, лет семидесяти, с породистой собачкой на поводке.
Мальчик (плача). Ну, папочка! Ну, конфеточку! Ну, хоть одну! Тёте Лизе ты всегда покупаешь!
И мальчик указал пальцем на женщину.
Мужчина (заорал). Тёте Лизе завидуешь?! На! Жри! Сучонок поганый! Бл…ий сын!
И, подтащив к себе сына, стал запихивать ему в рот грязные, рваные пятидесятирублёвки. Мальчик мог умереть, если бы проходившая мимо пожилая женщина не сказала:
– Прекратите! Что вы делаете! Вы – не отец! Вы – негодяй последний!
Мужчина. Я негодяй?! Да я тебя, сука, обосру с головы до ног, чтобы ты красивей стала, уродина!
Собачка тявкнула, и тётя Лиза сильно ударила её ногой. Собака взвизгнула и спряталась за хозяйку. Пожилая женщина погладила собачку, успокоила её, потом достала из сумки странной формы пистолет и выстрелила в мужчину и тётю Лизу. Они упали на землю и стали дёргаться, выть и визжать… Удар они получили электрический.
Пожилая женщина. Вот так! Поваляйтесь, сволочи, пару часиков, подёргайтесь! Полковники советской разведки ещё не все умерли! Мальчик, дорогой, пойдём в Лимонадный дом! Там конфет сколько угодно!
…Пожилая женщина, мальчик и собачка ушли.
…Через минуту мы со Станиславским оказались у меня дома. Станиславский махнул рукой, и у меня на столе появились прекрасная бумага для писания и несколько разноцветных немецких ручек! Одна – даже золотая!
– За работу коллега! Это лучшее лекарство! – крикнул Станиславский, и я остался один. Мне стало горько, страшно, и от тоски я заплакал. В этот момент передо мной появились портрет мамы, бутылка “Донского игристого” и мой любимый лимонный пирог!
…Вино я открыл сразу и стал пить из горлышка. Это вино для меня было особенным. В 1974 году, в октябре, сразу после армии, свой первый рабочий день в Театре оперетты я начал с шести бокалов этого вина, которое продавалось в нижнем буфете. Пил я его с большим удовольствием, в пяти метрах от руководства, онемевшего от изумления, но для меня это значения не имело!
…Я стою в чудесном зале! Кругом нарядные, благоухающие женщины! Звучит весёлая музыка! Буфеты прекрасные, в которых есть всё! Ну как в этой обстановке отказаться от вина? Невозможно! Я молод, успешен, симпатичен! Я только что из армии! И мне можно всё!
Views: 66