Лето 82 года. Суббота и воскресение — самые мучительные дни в общежитии спецкомендатуры. Уходил из общежития, как только отмыкалась вертушка. Купался в Мястро, шел библиотеку. Там меня уже знали. В новой мядельской библиотеке был свой небольшой читальный зал на четыре стола. Я машинально выбирал правый возле окна, повторяя топографию камеры, где пролежал на правой возле окна шконке с книжками тюремной библиотеки целый год.
Такая роскошь — богатая Мядельская библиотека после тюремной. Книги не зачитанные в хорошем состоянии. Подшивки журналов. Новый мир , ноябрьский номер за 1962 год я выловил сразу. Журналы были старые я знал что их их собирались выбрасывать.
Из Минска приходило много новых книг. Заканчивала свое издание Всемирка. Новенькая, в суперобложках , нечитаная стояла на отдельной полке. Советский рассказ, Акутагава Рюноске, Махабхарата, Рамаяна, Средневековый роман и повесть, Гомер, Декамерон, Шекспир, Свифт, Братья Карамазовы, Пушкин, Анна Каренина, Уэллс, Шолом-Алейхем Рабинович, Чехов, Библия.
Ее звали Лена. Ей было за тридцать. Она закончила библиотечный минского пединститута. После пяти лет жизни в столице, после неудачного замужества , слава богу без детей, бацька — главный гаишник Мяделя и Нарочи, забрал ее домой и устроил на работу в новую библиотеку, которую совсем недавно построили зеки из мядльской спецкомендатуры. Должность ее была – заведующая библиотеки.
Мы дружили. Я объяснил ей ценность Всемирки и показал, какие из книжек стоят выше всего на черном рынке. Каждую субботу и воскресение, она подкармливала меня из своей простой деревенской собойки, которую утром делал для нее папа (он любил, когда она так его называла) — подполковник милиции. Я приносил полученную в посылке из дома банку индийского растворимово кофе. Мы устраивали за крайним справа возле окна столом пиршество. Я нагревал по зековски двумя бритвами воду в банке и мы пили кофе — по две ложки на полстакана воды и ложку сахара. Она быстро оценила приятное чувство первого удара кофеина на пустой желудок. Закусывали салом с хлебом и луком.
Однажды я попросил у нее журнал.
— А что там? — спросила она. Почему именно этот номер. Я показал:
«Один день Ивана Денисовича». Солж уже был запрещен и при обысках этот журнал гебешники изымали.
— А что мне за это будет? — спросила она.
— Я тебе французскую помаду подарю.
— Где ты ее возьмешь?
— Брата попрошу, он у арабов в общаге купит.
— И это все.
— Я зек, к тому же женатый, ты заведующая библиотекой, дочь мента, что я могу для тебя сделать.
— Посоветуй мне почитать хорошую книжку, – подчеркивая какой-то тайный смысл, сказала она.
— У тебя целая библиотека.
— Я читаю с шести лет, — сказала она, — у нас дома всю жизнь книги, специально для меня. Больше никто не читает. Я все прочитала. Думаешь оно мне в жизни помогло. Нет. Я не стала счастливее, и умнее тоже не стала. Знаешь почему. Потому, что от народа прячут главные книги.
— Кто? — спросил я удивленный.
— Такие как ты диссиденты. Ты думаешь, я не знаю кто ты такой. Мне про тебя рассказывали. Ты думаешь я не чувствую разницу между мной и тобой. Ты, который этих ксероксов начитался.
— Каких ксероксов! — восхищенный ее безумным воображением воскликнул я.
Но она меня не слышала.
— У меня спецхран есть с книжками, которые изъяты из библиотечных фондов и уничтожаются. Я книги не уничтожаю. Там много разного. Недавно принесли Кузнецова «Бабий яр». Я тебя туда пущу, бери себе что хочешь, это все снято с учета, и этот журнал забери, привези мне только из Минска ксерокса почитать.
Нью-Йорк, США
Views: 41