Будет немножко сумбурно и непоследовательно.
Но иначе не получается.
Первая картинка – Заика и очкарик.
Очкариком я стал в первом классе или в подготовительной группе детского сада. Обнаружили астигматизм. Не знаю, что это такое.
Так что в первом и втором классе я был очкариком.
А заикой я стал при следующих обстоятельствах.
Моя мама работала, и её работа не позволяла опаздывать и филонить.
На смену мамы приходила бабушка – Мария Алексеевна, между прочим девицей воспитанная в соответствующем Институте благородных девиц.
Бабушка приходила – я плакал.
Мама уходила – я ревел…
Однажды случился рядом с нашим домом пожар.
И бабуля потащила меня и себя на него посмотреть.
Как сейчас помню – по крыше бегают люди и катают огненные цилиндры.
Какая связь с пожаром, до сих пор ума не приложу.
Ночью, когда заходило солнце, я кричал: “Пожар! Горим!” – но наверное звучало так: “Пожал! Гоим!”
***
С тех пор и заикаюсь.
А бабуля всё равно была классная! Мария Алексеевна, как и дед Дмитрий Петрович, которого прозвали денщиком!
Но продолжим…
Картинка номер два.
На самом деле я боюсь назвать эту историю иначе…
До четырёх лет я жил в деревянном доме на улице “Курская канава”. Сейчас такой улицы даже не существует. На её месте громоздится корпус завода “Серп и Молот”.
Завод, правда, тоже канул в Лету.
Не в этом дело.
Главное – мы там жили, а летом снимали дачу в Царицино, у деда Егора.
Там было хорошо. Историй и про этот эпизод моей жизни будет масса.
Меня там все очень любили. Я был самый маленький, и местные ребятишки за мной ухаживали. С их помощью у меня завёлся своеобразный аквариум, эмалированный таз с рыбками, которых дети отлавливали для меня в местной речке. Речка была с плотиной, как сейчас помню. Ещё у местной детворы было знаменательное дерево. Как говорили – пробковое.
И правда, оно было полое внутри и мягкое. Таких как я тогда там могло поместится не менее пяти.
Некоторые эпизоды я знаю только по рассказам родителей. Ну, например, как на меня напал индюк.
Или как дедушка Дмитрий Петрович ловил попугайчика.
Возле плотины и речки, название речки не помню, был холм.
Я и мама на этом холме загорали.
Вид был прекрасный.
Мы сидели на травке. Ну, не совсем на травке, а на одеяле, постеленном на травке.
И за несколько дней до происшествия мама стала слышать под землёй удары.
Мы приходили, сидели…
И в последний, точнее в крайний раз, маме стало тревожно – удары участились…
И мы ушли. правильнее сказать – меня унесли.
Началась паника. Взрослые похватали вещи и документы и бросились на станцию…
Потом выяснилось – взорвался газ. А взрыв произошёл как раз на том месте, где мы с мамой загорали.
Господь спас. Вовремя ушли.
Как этот ни странно, но это место после взрыва до сих пор перед глазами стоит. Всё чёрное, именно чёрное, и обгоревшие столбы… То ли телеграфные, то ли электрической сети.
Ещё картинки из детства – Рыбки и попугайчик.
Начнём с попугайчика.
Хозяин нашей дачи пришёл со станции и сказал:
– Что это Дмитрий Петрович по полю скачет и шляпой пытается кого-то поймать?
Всё открылось довольно быстро – дед принёс в шляпе волнистого попугайчика. Попугайчика поймал соломенной шляпой. Шляпа была шикарная с широкими полями. Мне она очень нравилась. Шляпа была знаменита ещё и тем, что её однажды с головы деда сорвала и утащила сова, правда потом бросила.
Попугайчик вроде бы был зелёный и маленький. Ему купили здоровенную клетку. Клетку очень хорошо помню. А попугайчика не очень. Клетка была круглая с красивым верхом и очень толстыми прутьями. Мне после этой истории очень хотелось иметь попугайчика, а этот пролез между прутьев и принялся летать по комнате. Тут его кошка и сожрала….
Так что я остался с рыбками.
Рыбок наверное тоже таскала кошка, но их постоянно приносили местные ребятишки…
Попугайчик у меня появился гораздо позже, когда учился в МВТУ им. Баумана. У Кимыча был волнистый попугайчик – Гебельс, очень болтливый. Разговаривал ли он «по-человечески» – я не помню, но «по-попугаичьи» трещал без умолку. Ещё вылетал на балкон и, пообщавшись с воробьями, прилетал обратно в комнату. Я и «рыбка» (Лёша Власов) приобрели тоже по волнистому попугайчику. «Рыбка» – из-за аквариума, который был у Алексея и у, кстати, меня тоже. Моего назвали Гамлет или ласково – Гамушка. Лёшинова – Генрихом. Он оказался Генриеттой.
Мой Гамлет оказался очень талантливым. Через год, когда я был на втором курсе, уже стал произносить некоторые слова. Первым обратила внимание мама и написала мне, пока я был в стройотряде в поселке Танзыбей (это в Минусинской котловине возле Минусинска и Абакана). Оказался очень говорливым. Но это отдельная история… (для затравки – он ещё и по-немецки научился говорить!).
Это ещё не всё.
Деревянный дом
До четырёх лет я жил в деревянном двухэтажном доме, на втором этаже, вроде бы второй подъезд, где-то ближе к левому торцу дома. В распоряжении нашей семьи была комната с частью круглой печки. Кухня была общая, а всё остальное меня не интересовало.
К 62-63 годам дом стал расселяться и появились пустующие комнаты, которые сразу оккупировали парни и девушки – и стали устраивать там танцы, мы -малыши – крутились у них под ногами. Старшие очень сильно ругались, особенно на бумажные абажуры вокруг электрических лампочек, но танцы не запрещали.
Дом жил удивительно дружной жизнью. Может быть это так казалось нам, ребятишкам. Но ни одного негативного случая вспомнить не могу. Правда для игр места было маловато – двор небольшой, обрамлённый сараями. У нас тоже был свой сарай, где стояла бочка с квашенной капустой. По сараям мы бегали, нас гоняли.
Мелкоту, т. е. таких как я, в игры принимали и не обижали.
Интересный был обряд квашенья капусты. Даже не самого квашенья, а подготовки.
Бочка поднималась в комнату и набивалась полынью. В печи нагревали до красна колун и вынув щипцами из печи бросали в бочку. Из бочки валил душистый полынный пар. Колун вынимали и несли на улицу. Там его бросали в снег, и он протаивал аккуратную дырку в снегу как раз по своей форме.
Такое ещё происходило, когда ломалась ручка колуна и надо было выжигать остаток, застрявший в отверстии.
Валики заканчивались небольшими стаканчиками, наверное баночками из-под консервов. Окна зимой покрывала сконденсировавшаяся вода, она стекала вниз, а по валикам – в баночки. Так как мы уехали из деревянного дома, когда мне было четыре года, то я и видел подоконник и баночки, а для того, чтобы заглянуть в окно, нужно было на что-то залезть.
Когда переезжали, маме так сказали:
– Шура, мы дадим тебе квартиру, но только за городом – в Кунцеве.
Наш деревянной дом расселили очень быстро, а то время, пока он расселялся, было самым интересным. Можно было исследовать опустевшие комнаты. Наверное, это было и самое рискованное для дома время – мало ли, что происходило в бесхозных квартирах.
Повторюсь, дом, конечно жил очень дружно. Не сам дом, а его жильцы. Я вот, например, помню как меня мыли. Закрывали двери кухни, включали газовую плиту. Нагревали воды, а заодно и помещение. И всё время, пока меня купали в детской ванночке, жильцы, пришедшие с работы, терпеливо стояли и ждали под дверью кухни. А дверь была остеклённая, запотевшая, и их было, с трудом, но видно.
Был ещё эпизод, который мог закончиться очень и очень плохо. Так как отопление было печное, то накапливалась зола, и эту золу забирала у нас соседка моей тёти. Они жили в частных домах с земельным участком. У тётки был палисадник. А у соседки – огород. Вот огород золой и удобряли. Золу собирали в бумажный мешок, а соседка забирала, когда он наполнялся.
“Картинки из детства – 2” можно прочитать также здесь!
Views: 161