Татьяна ПЕПЛОВА — писатель детской и подростковой прозы. Родилась и выросла в Москве. По образованию ЛОР-врач, более 10 лет проработала в сфере добровольного медицинского страхования. В декрете начала писать статьи на медицинскую тематику для «Т-Ж» и занялась художественными текстами. Стала финалисткой нескольких конкурсов, среди которых: конкурс-отбор авторов в проект «Путешествия с Алексеем Ивановым» от его продюсера Юлии Зайцевой; конкурс «Магия текста. Магия голоса» и конкурс детской и подростковой книги от платформы Литрес.
В 2024 году у Татьяны была издана повесть «Кар(м)а».
Сочетание слов в названии книги — карма и кара — сразу притягивает внимание, погружая в мир мифологии и мистики. Юная героиня через боль потерь пытается преодолеть неотвратимое. На что способен доведённый до предела человек? Что делать, когда не знаешь, как справиться с невыносимым горем и страхом потерять самых близких? Но ведь именно жгучая боль даёт понять, кто тебе по-настоящему дорог. И иногда одно слово может поставить всё на свои места, и приходит жестокое, самое важное решение…
«Юная Лида так похожа на всех подростков! С одной стороны, она хочет быть такой же, как все ровесники, (или просто не очень хочет выделяться и притягивать к себе лишнее внимание). С другой — она, конечно же, особенная. Необычная. Уникальная. Незаменимая. Как и каждый человек — какие бы ошибки он ни совершал. Повесть «Кар(м)а» Татьяны Пепловой именно об этом. О живой уникальности главной героини в частности и каждого человека в целом. И взять эту книгу в руки читателю стоит хотя бы ради того, чтобы вспомнить и поразмышлять о своей собственной уникальности… Прочитав о том, как Лида узнаёт о тайнах собственной семьи, справляется с предательством друзей и решает всё исправить ценой колоссальной жертвы, вы сможете самостоятельно решить, правильно ли поступила героиня. Боли, с которыми сталкивается главная героиня, хорошо понятны как тинейджерам, так и читателям постарше. А ещё повесть отличается занятной композицией: узнавать историю вы будете, время от времени заглядывая в личные дневники нескольких героев», — пишет литературный критик Мария Хмара в рамках «Списка литературы» Rideró.
Фрагмент из книги
Айны. Жаль, что мне на глаза ни разу так и не попался ни один живой представитель этой народности, иначе я отвесила бы ему язвительное «спасибо» за предоставленную возможность проживания в промозглой охинской дыре. Ладно, вру. Если верить маме, я имею самое прямое отношение к коренному народу Сахалина. Ведь я — наполовину айн (ша).
Чинукара Куру, или Большая Медведица. Так зовут мою маму. Нет, никто не называет её полным именем, это ж язык сломать можно. Для всех она просто Кара. Да уж. Небесная, не иначе.
Мама свято верила во всю эту мифическую айнскую ерунду. Знакомство с папой и моё зачатие (прости господи) были для неё не чем иным, как подтверждением её правоты. Переубедить маму было невозможно. Мы пробовали. И не один раз. А потом просто забили, списав всё на её психологическую травму.
Травма эта, кстати, не надумана: мама родом из Нефтегорска. В Оху ей пришлось перебраться после жуткого землетрясения, случившегося в лохматом 1995 году. Мама не любила рассказывать об этом. Её можно понять: из-за катастрофы она осталась круглой сиротой. Если верить интернету, мамин родной посёлок стёрло с лица земли за каких-то 17 секунд. Уму непостижимо. Стихии потребовалось меньше полминуты, чтобы похоронить под завалами большую половину населения. Если верить маминому дневнику (нет, мне не стыдно, что я периодически его почитываю), изнутри трагедия выглядела иначе.
Да, дома действительно рассыпались целиком (печально, что при их строительстве подозрительным образом не была учтена повышенная сейсмоопасность района). И да, уцелели только жильцы верхних этажей. За одним маленьким исключением. Квартира, в которой жила мама с родителями, находилась на первом этаже. Шансы выжить у всех троих были нулевые, но мама спаслась. Лучше не спрашивать у неё как. В ответ она каждый раз выдаёт свои бредовые идеи о возложенной на неё защите предков. Да не каких-то там, а самых древних. Даю подсказку: айны считали, что произошли от медведей.
Всё, что происходило с мамой после трагедии, она ассоциировала исключительно с этими самыми медвежьими услугами. Даже первое время после переезда в Оху, когда мама жила в чулане у приютившей её сердобольной многодетной семейки, она вспоминала с благодарностью к мохнатым бурым предкам.
Мама просиживала в городской библиотеке дни напролёт, изучая айнскую мифологию. И вот однажды ей предложили стать ответственной за секцию древней истории Сахалина и Японских островов. Символично, что именно благодаря этой должности мама познакомилась с папой. Конечно же, не без медвежьего участия. Но в этом случае спорить и правда сложно: папа окончил Университет нефти и газа имени не абы кого, а самого И. М. Губкина, да ещё и с красным дипломом. И одному лишь медвежьему богу известно, зачем его понесло работать за тридевять земель от родного дома.
На мой взгляд, заниматься охраной труда и окружающей среды (да-да, вместо престижного факультета геологии и геофизики, до краев напичканного блатными детишками, папе пришлось довольствоваться факультетом комплексной безопасности) можно было и поближе к Москве. Не на одном же единственном Сахалине добывали шельфовую нефть!
Но из песни слов не выкинешь: амбициозный молодой специалист приехал покорять «красавицу» Оху. А вместе с ней и мою маму. Папа страсть как любил историю и был одним из двух посетителей вверенной маме библиотечной секции. И, в отличие от второго (редкостного брюзги), папа с благоговением слушал мамины лекции об айнах. Контрольным выстрелом в мамину голову стало его замечание о том, что она очень похожа на представительницу этой уникальной народности. Не хватало разве что традиционной татуировки — «улыбки» (которую, к папиной радости, мама так и не отважилась сделать). Этот сомнительный комплимент разбил мамину броню вдребезги, и она согласилась на свидание с папой, несмотря на то, что мечтала выйти замуж за чистокровного айна.
Мама с папой говорят, что их до сих пор тянет друг к другу, словно магнитом. А мне верится в это с трудом. Особенно когда они ссорятся. Случается это редко, но метко: мама не умеет сдерживать гнев, так что в ход идут все подручные средства, включая цветочные горшки и фарфоровые тарелки (последние швыряются в папу со снайперской точностью). Хотя, если родители в их-то возрасте всё ещё способны на эмоциональные фейерверки, может, это и правда любовь.
Куда хуже, когда людям становится глубоко плевать друг на друга, а они продолжают жить вместе. По привычке, как соседи. Это случай родителей Ники. Она сама рассказала нам об этом в туалете на прошлой школьной дискотеке, едва отдышавшись от очередного приступа рвоты. А ведь мы предупреждали, что мешать вермут с водкой — так себе идея. И хватит стрелять в меня укоризненными взглядами. Погоня за дешёвым алкоголем перед тусовкой объединяет даже таких заядлых врагов, как мы.
«Ты скоро?» — от мамы. Елозить носом по сенсорному экрану в попытке ответить на сообщение не было никакого желания. К тому же я почти добралась до дома. Но звоночек тревожный: мама ни за что не стала бы дёргать меня просто так. А значит, дело дрянь: у папы снова случилась паническая атака.
Мне кажется, что этот недуг свойственен умникам, к коим я со спокойной душой могу причислить своего папу.
Человеческий организм не приспособлен к взаимодействию с мегамозгом, вот и противится его наличию в теле. А как ещё объяснить тот факт, что большинство известных гениев были душевнобольными? Прав был Грибоедов. От ума одно только горе.
Дебют папиной паники пришёлся на моё рождение: он так сильно боялся мне навредить, что чуть не лишился рассудка, когда взял меня на руки. Так самый счастливый момент в его жизни (скромности во мне хоть отбавляй) стал одновременно и самым печальным. Папу накрыл всепоглощающий страх, но уже не за мою жизнь, а за свою собственную. Его сердце, ухнув в пятки, стало отбивать ритм так сильно, что по всему телу вздулись вены. Рубашка насквозь промокла от пота. В глазах потемнело, стало трудно дышать. Мне сложно представить, каково ощущать всё это в совокупности. Одно могу сказать точно: во время приступов на папу без слёз не взглянешь.
Но есть и ложка мёда в нашей дегтярной бочке — мама нашла способ борьбы с паническими атаками. Пусть и моими руками.
— В этот раз хуже. — Мама шмыгнула носом и закрыла за мной входную дверь.
Я скинула тяжёлые ботинки и побежала в свою комнату, старательно игнорируя папины стоны. Нужно было сосредоточиться. Карандашный набросок самого счастливого папиного дня всегда требовал особой концентрации.
День этот, кстати, каждый из нас запомнил по-своему, но до таких мелочей, что невольно поверилось в аномальную зону вокруг скалы Лягушка (я не издеваюсь, она правда так называется). На вершине этой скалы мы провели свой лучший день. По папиной версии. По пути нам пришлось соблюсти кучу идиотских обрядов: потрогать валуны, и без того затёртые ладошками неравнодушных туристов; занырнуть в ледяную реку Айичку; предкам помолиться… Куда ж без них! Спасибо, мама.
Папу, кстати, всё это бесило не меньше, чем меня. Но ровно до тех пор, пока мы не уселись на вершину скалы. В этот момент в нём что-то изменилось. Папа не просто созерцал (да, видок оттуда открывался что надо). Он словил дзен. Красноречием папа не отличался, и на мамин вопрос о том, что он почувствовал, сухо пробурчал что-то типа «как будто сквозь меня прошёл мощный энергетический поток». Смех смехом, а каждый раз, когда папа вспоминал об этом, он будто светился изнутри, ей-богу.
Чего не скажешь обо мне. Всю дорогу и туда, и обратно я мандражировала, как никогда в жизни. Видимой причины для тревоги не было. Но от этого места меня трясло. А когда сильно чего-то боишься, обостряются все чувства. Так вот, даже при наличии обострённого слуха я не слышала ровным счётом ничего во время нашего подъёма на вершину по крутой лесной тропе. Ни треска деревьев, ни щебетанья птиц, ни звука наших шагов. Я даже решила проверить, не оглохла ли: достала мобильник и попыталась включить диктофон. Не вышло. Сумасшедший гаджет наотрез отказался выполнять команды. Благоразумие вернулось к нему, лишь когда мы спустились обратно к посёлку Весточка.
Готова поспорить, что в походе мама чувствовала себя ненамного лучше, чем я. Но она никогда в этом не признается. Ещё бы! Это ж айнская святыня. И таким, как мы, здесь, наоборот, должно было быть хорошо. А у мамы, несмотря на её богатую родословную, всю жизнь с этой скалой не ладилось. Когда она впервые попыталась подняться на Лягушку, подвернула ногу. Во второй раз покорению скалы помешала гроза (хотя погода везде, кроме этого злосчастного места, была прекрасная). В третий раз на полпути к Лягушке сломался автобус, и мама сумела добраться до подножия только затемно. В конце концов мама решила отложить обречённые на провал попытки. Ровно до нашего лучшего дня. Собственно, поэтому она и настаивала на соблюдении всех обрядов: боялась, что предки в любой момент опять развернут её и не дадут добраться до вершины.
Но сейчас речь не о нашем с мамой восприятии, а о папином. Или, как говорится, клиент всегда прав. Поэтому на листе бумаги я изобразила наше счастливое семейство, заворожённо разглядывавшее лягушкинский пейзаж. Каждая чёрточка была выверена с такой точностью, что рисунок запросто можно было принять за распечатанную фотографию. Да, сам себя не похвалишь — никто не похвалит.
— Снотворное уже дала? — спросила я маму.
Она нежно растирала папины виски эфирным маслом. Мятным. Фу.
— Конечно. Сразу, как написала тебе.
Папа вцепился в рисунок, как в спасительную пилюлю. Хотя почему как? Взгляд был по-прежнему расфокусирован, но осознание близости облегчения уже начало просачиваться в его воспаленный мозг. Папины руки сильно дрожали: он едва сумел сложить рисунок пополам. Спустя пару минут он вырубился, свернувшись калачиком на диване.
— Спасибо, доченька, — мама облегченно вздохнула. — Не знаю, что бы мы без тебя делали.
— Вы меня, небось, только для этого и родили.
Судя по маминому взгляду, прикол пришёлся ей не по вкусу.
— Что за глупости!
Ой, ну начинается.
— Мам, я пошутила.
Но Кару небесную уже было не остановить. Отдать должное, она всё-таки сумела разлить чай по чашкам, не проронив ни капли мимо. Несмотря на то, что всю дорогу продолжала возбуждённо бухтеть о моём невежестве.
— Как только язык повернулся, — не унималась мама. — И это после всего, что я сделала ради твоего появления на свет!
О да. Эта история требует отдельного внимания. Постараюсь опустить неинтересные подробности о высчитывании подходящего дня цикла и подборе наиболее благоприятного времени для зачатия девочки по лунному календарю…
Узнать, как далее развивались события, можно, прочитав эту историю на ЛитРес.
Views: 108