Предлагаю, как говорится, сразу взять быка за рога и приступить к разговору о том, чему и посвящён этот рассказ – о наболевшем. Хотя вы, мои дорогие читатели, возможно, удивитесь, но оно у меня если и болит, то только в буквальном, физическом смысле.
Позвольте представиться – я человек, который выжил после кровоизлияния в мозг, сразу в три его доли с последующей гематомой там около пяти сантиметров в диаметре. Представьте себе эти пять сантиметров, но не где-нибудь, а в голове, да-да, именно там. Ах, какой же этот мозг нежный орган, а главное – он контролирует абсолютно всё, без него не только никакая птица не долетит до середины Днепра, но и никакой человек даже и не успеет начать жить.
Как человек, не только переживший свалившуюся на него беду, но и собирающийся жить дальше и, кстати, живущий, я начала читать всё, что только удавалось найти и не только профессиональную литературу, написанную на понятном мне языке, но и классиков. И меня поразило, как мало болезнь освещена в литературе в целом: рак – милости просим, инфаркт – ну куда ж без него, а вот инсульт… Хотя Лев Николаевич, Дюма, Золя, Диккенс, Шмелёв и Чехов и затрагивали эту тему, но раскрывали её не так, как было бы интересно, к примеру, мне.
То есть с житейской и клинической точки зрения, но никак не показывая изменения внутреннего мира своих героев, не показывая их борьбы, потому что инсульт – это жестокая упорная и страшная борьба, причём борешься ты не с чем-то, а с самим собой, мои дорогие читатели.
Со своей слабостью, немощью, страхом смерти, с ежеминутной болью, с которой даётся каждое движение в больной стороне, и когда оторвать кусок туалетной бумаги – это уже равносильно подвигу, а уж донести её до места назначения – и подавно…
Но это так, мелочи жизни. Теперь приступим к самому интересному – к тому, через что должен пройти человек, чтобы выжить, если повезёт.
Случилось это на работе. Я сидела и занималась документами, и неожиданно для всех, начиная с меня самой, упала на пол.
Пол каменный, на мне были очки, и они разорвали мне висок. Напротив меня за столом сидела моя приятельница, которая, увидев, что я лежу в луже крови, поинтересовалась: «Ты чего развалилась? Вставай давай!».
Я работаю в кафе, и бармен предложила вызвать скорую. Я нехотя согласилась.
Обычно с инсультом везут в центр, но на этот раз там не дали места и меня отвезли в регион. И моё попадание туда удачей не назовёшь.
Вместо того чтобы спасать меня от нарастающего отёка мозга, они просто сделали его констатацию по томограмме и на неврологии, а затем и на реанимации целых 10 дней закалывали меня лошадиными дозами нейролептиков – аналогами галоперидола. Ими лечат буйно помешанных психопатов, а не больных с геморрагическим инсультом. Спас меня только перевод в отделение реабилитации, где я сделала свой самый первый шаг с полным параличом всей левой половины тела.
Кстати говоря, все эти разговоры про так называемое восстановление – бред собачий. Никакого восстановления не происходит, потому что нечему происходить! У тебя будут девственно новые рука и нога которые ровно ничего не умеют и не могут.
Как учится ходить ребёнок? Он сначала ползает, потом встаёт и с поддержкой пытается делать первые шаги в своей жизни. Он спотыкается, оступается, падает бесконечное количество раз – но пробует снова и снова – и ХОДИТ.
Но ребёнку легче. Для него всё новое, всё игра, всё весело. А взрослому, который, если ему полностью не снесло башку, прекрасно помнит, что он нормально ходил и даже бегал, каково? Какая тут игра? Какое веселье?..
Однако я быстро, за 4 месяца, достигла такого прогресса, какого многие не достигают и за 2 года, к недоумению врачей. Но, к сожалению, чем лучше я начинала двигаться, особенно в последний месяц, тем чаще стали появляться жгучие, грызущие, постоянные, доводящие до ужаса и отчаяния боли во всей пострадавшей половине тела: в голове, в руке и в ноге, и день, и ночь без перерыва на обед и сон, ночь за ночью, день за днём.
Это называется центральная постинсультная боль – нечто вроде невралгии, но в целой половине тела, а не какой-то его части… но такова уж природа боли и вообще любого страдания – их не видно.
Многие врачи отрицают сам факт существования центральной постинсультной боли, потому что это осложнение при инсульте редкое – от 2 до 15% и, видимо, эти чудом выжившие, я это знаю по своему личному опыту, вызывают у милосердных докторов в основном раздражение. Болит? Там нечему болеть. Это всё нервы. Вам надо успокоиться. Настоятельно рекомендую вам, голубушка, Новую Вильню. Там хорошо и надолго успокаивают.
“Чаще – навсегда, не правда ли доктор?” В ответ доктор многозначительно молчит.
Да, безысходно страдающий человек непонятен для окружающих и неприятен им. Ведь непрошено у некоторых зачем-то даёт о себе знать давно крепко уснувшая совесть. А кому оно надо? Никому. Вот именно.
И я никогда никому не задаю вопроса, сколько же может ещё длиться эта боль? Что мне с ней делать? Как с этим жить? Научите! Но я молчу. Ведь эта боль кричит только внутри меня. Ведь подлинное страдание не кричит и не плачет. Оно молчит.
Так что иногда я неделями корчусь от боли, странно разговариваю, потому что мысли у меня путаются и окружающие навязчиво спрашивают: «С тобой всё в порядке?».
Да, конечно в порядке, ведь я живу. Я разговариваю, улыбаюсь, шучу и неотступно, и страстно, всем сердцем люблю жизнь и всё на что-то надеюсь. Кто знает?..
Хотя и очень велико искушение окончательно стать никому не понятной, не возвращаться из внутреннего лабиринта, где так много красоты и муки, так много призрачного свечения, так много, так много, он завораживает, он манит…
Вполне возможно, что моё новое ощущение внутренней свободы, радости существования, более острого и глубокого восприятия вещей – всего лишь результат гибели и распада части клеток мозга, душевное опьянение, духовный делирий? Тупик, а не путь? Но, может, всё-таки…
Кто знает?..
Views: 74