Вот это любовь!

Мария Зюзина и Александр Тюпин развелись. Уж месяц тому как. Оба они бедны, и оба нигде не работают. Живут на средства своих родителей пенсионеров. Мария думает, что не работать в её сорокашестилетнем возрасте простительно: женщина всё-таки… А сорокавосьмилетний Александр уже много лет пытается напечатать роман, о котором вся мыслящая общественность сразу же после его опубликования возбуждённо и с восхищением заговорила бы как о произведении, достойном расположиться если не в одном ряду с толстовскими «Войной и мир» и «Анной Карениной», то где-то очень близко к ним. Много раз он начинал свою очередную нетленку, и столько же раз бросал на полпути, едва наконец осознавал, что это вовсе не нетленка, а пустая многословная болтовня ни о чём. Всё-таки, не обладая способностью создать действительно великое творение, он, совершенно очевидно, умел на каком-то этапе трудов своих тяжких понять, что занимается ерундой. И тогда сразу же, не откладывая дело в долгий ящик, – Александр отличался потрясающей работоспособностью! – он безжалостно отбрасывал в сторону обречённый остаться навсегда незаконченным роман и судорожно приступал к ваянию нового.
По причине своей бедности и, соответственно, неспособности купить себе отдельные квартиры Мария и Александр продолжали жить всё в той же двухкомнатной квартире, в которой они когда-то начинали свою семейную жизнь. Только теперь они жили в разных комнатах, полюбовно, без суда и следствия разделённой ими квартиры. Комнату побольше занимала Мария, а ту, которая поменьше, – Александр.
Жильё Марии и Александра было обставлено практически одинаково, предельно скромно и даже бедно: в каждой комнате стояли старый топчан, потрескавшийся стол из деревянных досок, деревянный стул на кривых ножках с жёстким сиденьем, небольшой шкаф прабабушкиных времён, старый ламповый телевизор на ещё более старой тумбочке. В комнате Марии дверь у тумбочки сама по себе открывалась, как её ни закрывай (что она и делала каждый раз, проходя мимо тумбочки), а в комнате Александра она свисала на одной петле и еле-еле на ней держалась, что совершенно его не волновало.
Мебель у Марии и Александра, таким образом, была абсолютно одинаковой. С одним-единственным отличием: в комнате Александра стоял ещё небольшой книжный шкаф, полностью заполненный книгами.
Диссонансом общей обстановке бедности выглядело только то, что в каждой комнате на столе красовались довольно современные ноутбук и принтер. Таким образом, всё в их жизни и бытовой обстановке было организовано почти единообразно.
В общем, если бы довелось составить список всех похожестей и одинаковостей у них, то он был бы не очень маленьким. Наверное, длительное супружество наложило на каждого из них отпечаток однообразия в поведении и образе жизни.
Поэтому неудивительно, что и решение заняться устройством своей новой будущей судьбы пришло к ним в одно и то же время, и было оно, – кто бы в этом сомневался! – тоже одинаковым. Оба одиночества, – раскроем их страшную тайну! – озадачились поиском в службах знакомств Интернета, – благо, у каждого есть компьютер! – своей новой половинки, причём такой половинки, чтоб, как говорится, без материальных и жилищных проблем, естественно…
В этот день, ничем, вроде, особым с утра не выделявшийся из ряда многих ему подобных, Мария Зюзина и Александр Тюпин сидели в своих комнатах за своими ноутбуками, с интересом что-то в них разглядывали и изредка что-то печатали.
Оба были очень увлечены своим делом. Оба с интервалом в несколько секунд восхищённо или с удивлением вскрикивали, тихо бормотали, смеялись, ахали и охали, совершенно не замечая выкриков друг друга, потому что дверь между их комнатами была плотно прикрыта.
– О-о-о, вот это да!.. – в восторге воскликнул Тюпин.
– Ах, какая прелесть!.. – удовлетворённо пролепетала Зюзина.
– Д-а-а?! Так это же меняет дело!.. – удивление Тюпина было окрашено в радостное восхищение человека наконец-то достигшего давно желанной цели.
– Интересно, а как я буду выглядеть в этом платье?.. – Зюзина сначала с интересом посмотрела на экран компьютера, затем – на своё платье, как бы представляя на его месте какое-то новое фантастической красоты одеяние.
– У-у-р-р-а-а! Наконец-то! Я в Париже!.. – Тюпин, зажав ладонью рот, беспокойно оглянулся на дверь: а вдруг услышала?
– Ну, это мне, пожалуй, пригодится… В Лондоне, говорят, дожди… – Зюзина, кажется, уже представляла себя идущей мимо Биг Бена под перекрёстным огнём восхищённых взглядов многочисленных мужчин в шикарной одежде под не менее шикарным зонтиком, который услужливо держит над её по последнему писку моды сделанной причёской галантный со вкусом одетый кавалер.
– Можно было бы и позаковырестее, да ладно, и так сойдёт… – небрежно махнул рукой в сторону компьютера Тюпин.
– Как пишет! Какие слова! Какая любовь!.. – Зюзина в возбуждении вскочила со стула, сделала несколько кругов по комнате и снова села за компьютер, вновь с интересом уставившись в его экран.
– Дамские сумочки? Аксессуары? – хмыкнул Тюпин. – Да хрен с ними, хоть пуговицы, лишь бы деньги шли!..
– А что, чем я хуже королевы!.. – Зюзина с гордостью поправила причёску, видимо, забыв, что она пока ещё не вписывается в стандарты лондонской моды.
– Дура, кажется, полная, можно брать голыми руками… – весело засмеялся Тюпин и стал с усердием барабанить по клавишам компьютера.
Зюзина встала из-за ноутбука, потянулась, зевнула, прошлась несколько раз вперёд-назад по своей комнате и решительно направилась в комнату Тюпина.
Подойдя к сидящему за компьютером Александру, она остановилась около него, решительно выставила руки в боки:
– Тюпа, скажи мне, наконец, ты когда-нибудь займёшься, – тыкнула пальцем в его ноутбук, – не вот этой вот ерундистикой, а настоящим мужским делом? А? Что молчишь? Сказать нечего?
Тюпин некоторое время молча постучал по клавишам, с возмущением, не отрываясь от ноутбука, пробормотал:
– Во-первых, я для тебя теперь Тюпин, а не Тюпа.
– Да-а?!.. С каких это пор! Ты же типичный Тюпа! И всегда был Тюпой! – ехидно съязвила Мария.
– Был да сплыл! После развода я Тюпин! Прошу обращаться, как положено, официально! Вот так, Зюзя! – грубо выкрикнул он, по-прежнему не отрываясь от клавиш.
Мария яростно всплеснула руками:
– Зю-юзя?!.. – с размаху дала бывшему супругу затрещину по затылку. – Я тебе покажу Зюзю! Ищи себе Зюзю в другом месте, а я для тебя теперь тоже, как в паспорте записано, Зюзина! Понятно?!..
Тюпин, не отрываясь от ноутбука, ехидно хихикнул:
– Ну и фамилия… Ну как тут Зюзей не назовёшь… Зюзя, она и есть Зюзя!
Зюзина не на шутку обиделась:
– Хам! Ты бы лучше на свою фамилию оборотился! – скривив губы, язвительно протянула. – Тюпин он, видите ли! – постучала костяшками пальцев по затылку Александра. – Тюпа! Натуральный свежемаринованный Тюпа! Да к тому же ещё и бездельник!
– А ты деловашка, что ли?.. Если уж на то пошло, мы оба с тобой бездельники…
Она обиженно поджала губы:
– Но я же женщина, мне простительно.
Тюпин наконец оторвался от компьютера:
– Были бы дети – да, простительно: детьми женщина занимается, понять можно. А ты что делаешь? У ноутбука просиживаешь сутками, да? Кабы не пенсия твоей мамаши, на что жила бы, а?
Она возмущённо вскинула руки вверх:
– Ой-ой! Чья бы корова мычала!.. А ты-то, на чью пенсию живёшь, лентяй! Последние соки высасываешь у своего отца! Ничего не можешь сам себе купить! Даже компьютер и принтер отец тебе подарил!
– Так и тебе же он подарил то же самое!
– Это потому что он до сих пор любит свою бывшую сноху, в отличие от тебя… Так он, хоть и семьдесят уже мужику, ещё и работает, и зарабатывает прилично! А ты, тунеядец, чем занимаешься, а? Стучишь день и ночь, – показала она на ноутбук, – вот по этим буковкам, да? Великим писателем себя возомнил, видите ли! Ну и что же ты написал, а? Ну-ка, доложи! “Войну и мир”? “Анну Каренину”? На худой конец – “Му-му”?!.. Писун! Делом надо заниматься, делом, а не пустыми фантазиями, – тыкнула пальцем в лоб Александру, – в больном мозгу.
Тюпин немного растерялся:
– А я, по-твоему, чем занимаюсь?..
– И вот это вот, – она в раздражении вновь вонзила палец в стройные ряды клавиш, – ты называешь делом?!
Александр уверенно приосанился:
– Конечно! У меня тут… – смущённо замялся, – очень серьёзные задумки… Очень серьёзные… Конечно, не “Война и мир”, но… – сначала потряс пальцем в сторону ноутбука, затем, после секундной паузы, растерянно повторил, – это серьёзно… – вдруг оживился так, как обычно оживляется тот, кто неожиданно нашёл сильный аргумент в свою пользу. – Знаешь, кстати, сколько для этого времени нужно?.. Ты вот, между прочим, иронизируешь насчёт “Войны и мира”, а сколько лет Толстой её писал, знаешь?
– Да уж меньше, чем ты просидел, – Зюзина ехидно взмахнула рукой в сторону ноутбука, – у этого ящика раза в два!
Он огорчённо посмотрел на Марию:
– Ну да… Мне, конечно, далеко до Толстого… Мои произведения помельче… Хотя…
Мария, перебивая, вдруг картинно схватилась за голову, как будто её осенила гениальная догадка:
– Но тогда это что же получается! Тогда совсем другое дело, если помельче!.. – быстро подошла к книжному шкафу Тюпина, начала в нём подчёркнуто заинтересованно рыться. – Это что же получается-то, а?!..
Он с удивлением стал наблюдать за действиями бывшей жены:
– Что получается? Ты о чём?!.. – возмущённый выкрик Александра сорвался фальцетом. – И вообще, прекрати рыться в моём книжном шкафу! Что тебе там надо?
Она, по-прежнему копаясь в шкафу, ехидно усмехнулась:
– Ну как – что? По моим скромным подсчётам тут должны стоять как минимум с десяток твоих романов! Ну… на худой конец, повестей… Раз помельче, чем у Льва Николаевича, значит, их должно быть много… – активно продолжила рыться в шкафу. – И я, как не совсем чужой тебе человек, – женой всё-таки была! – наверное, имею право первой получить твой автограф ну хоть на одном твоём творении! А? Ты не возражаешь?..
Тюпин недовольно поморщился:
– Ну зачем же так ехидничать… Разве ты не знаешь, что…
Мария решительно разогнулась, наигранно выставила перед лицом ладошки, как будто защищаясь от грозящего удара, театральным голосом перебила:
– Нет-нет-нет! Только не это! Нет! Этого не может быть! Ты хочешь сказать, что… ой, не верю!.. не верю!.. ты хочешь сказать, что не издано ещё ни одно из твоих гениальных, – кто б сомневался, что гениальных! – произведений?! Нет-нет-нет, хоть убейте, не верю!
Он огорченно отвернулся:
– Издеваешься…
Мария ехидно возразила:
– Ну почему же? Да, ты не Толстой. На Достоевского не тянешь… Но столько лет долбать, – показала на ноутбук, – вот эти кнопочки и не издать ничего?! Этого просто не может быть!..
Тюпин смущённо поёжился:
– К сожалению, может…
Зюзина, картинно заломив руки, наигранно разочаровано протянула:
– Как! Значит, ничего не будет?! Ничего?! А народ так надеялся, так ждал!..
– Погоди-погоди, – с упорной уверенностью пробормотал Александр, – скоро весь мир заговорит о новом писательском имени…
– О новом бездельнике мирового масштаба заговорит мир! Если, конечно, речь о тебе пойдёт
– Ты ничего не понимаешь, Зюзя! – настойчиво продолжил доказывать своё Александр. – Знала бы ты, как это сложно, найти и развить глобальную тему! Вот я только что начал новый роман…
Зюзина язвительно перебила:
– Пятидесятый, что ли, по счёту? А сорока девятью незаконченными задницу вытер, сердешный?..
– Зря ехидничаешь, Зюзя! Это называется творческий поиск. И я ищу. И найду! Вот увидишь, найду! И тогда все заговорят о новом Льве Толстом!..
Она вдруг подскочила к Тюпину, обняла его голову ладошками, ехидно запричитала:
– Ой, Лёвушка, дорогой, здравствуй! Наконец-то я увидела тебя живьём! Соседки не поверят!..
Тюпин, не обращая внимания на манипуляции Марии с его лысиной, с упорной настойчивостью продолжил:
– Великое быстро не создаётся…
– Делом надо заниматься, Тюпа. Делом! – назидательно покачала она пальцем. – И дело должно приносить доход, достойный мужчины. А ты живёшь хуже Диогена! – обвела руками комнату Тюпина, презрительно поморщилась. – У него-то в бочке, думаю, больше порядку было! – подошла к верёвке с бельём Тюпина, пощупала трусы и дырявые носки, резко отшатнулась от них. – Фу, воняют-то как! Ты и стирать не умеешь, Тюпа, и штопать, носки вон все дырявые! Эх, нищета! А знаешь, почему ты нищий, Тюпа? Знаешь, спрашиваю, или не знаешь?
Он раздражённо махнул рукой:
– Не знаю, и знать не желаю.
Зюзина менторским тоном продекламировала:
– Нищий ты, Тюпа, от того, что никак не можешь осознать, что ты конченый графоман, что ты никогда и ничего стоящего не напишешь за всю свою глупую никчемную жизнь…
Тюпин вдруг хитро ухмыльнулся:
– А я не только романы пишу… Вот он, – показал на ноутбук, – скоро поможет мне такого добиться!.. Да-да! Такого! Уже скоро… скоро… И тогда посмотрим, какой у меня будет доход, и как я буду жить. Посмотрим… посмотрим…
– Дурак думкой богатеет… Всё мечтаешь… Сорок восемь уж годков натюкало на башку твою полоумную, а делаешь-то что?..
– Да побольше, чем ты. Тебе-то тоже не восемнадцать, уж сорок шесть, а чего ты добилась в жизни? Ну вот чего?.. – язвительно, с расстановкой растянул по слогам Александр. – Ни-че-го… Шаришь только вон сутками мышкой по женским журналам! И всё!
– А ты – по мужским.
Тюпин многозначительно поднял указательный палец вверх:
– Я-то шарю, где надо… Вот скоро нашарю кое-что!.. Тебе, короче, и не снилось!
Зюзина ехидно фыркнула:
– Ну надо же, человеку почти полвека, а он, как ребёнок, живёт несбыточными мечтами! Что ты там, – ткнула пальцем в ноутбук, – можешь вышарить дельного? Ну что? “Войну и мир” ты не напишешь никогда. “Му-му” – тоже. Бизнесом заняться у тебя мозгов нет. Ну что ещё можно выколупать из этого ящика, а?
Он таинственно усмехнулся:
– Что надо… Уже, можно сказать, выколупал… – встал, начал ходить по комнате, в голосе появились мечтательные нотки. – Вот-вот произойдёт грандиозная сделка века! И я стану миллионером, причём, – загадочно поднял указательный палец вверх и махнул рукой куда-то в неопределённость, – в ихней валюте… Понимаешь? – многозначительно, по слогам повторил. – В их-не-й…
– Ага, и жить будешь в Париже…
Тюпин с удивлением и подозрением посмотрел на Марию, неуверенно, с паузами спросил:
– А ты… откуда… знаешь? Ты дверь, – посмотрел на дверь, отделяющую его комнату от комнаты Марии, – за собой хорошо закрываешь, когда уходишь от меня?..
Зюзина засмеялась:
– Хорошо. Можно сказать, замуровываю.
– А откуда ж про Париж-то… – Тюпин был явно растерян.
Мария постучала себя костяшками пальцев по лбу, грубо съязвила:
– Да просто все тупые мечтатели грезят о жизни в Париже! Чтоб не догадаться, надо быть дураком…
Тюпин вскрикнул с серьёзным пафосом:
– Но это не грёзы! Это реальность, данная нам, как известно, в ощущениях!
Зюзина весело рассмеялась:
– Ну-ка, ну-ка, покажь!
– Что тебе ещё показать! – в запале серьёзности он ещё не понимал, что Мария над ним откровенно смеётся.
Зюзина уже хохотала:
– Чемодан покажь!
– С ума уже сошла совсем? Про какой чемодан мелешь!
– Ну как, про какой? В Париж ведь, как-никак, наладился, чемоданчик, значит, собирать пора! Только что ты туда положишь?.. А? Дырявые носки? Прожжённые утюгом сорочки? Носовые платки в соплях?!
– Что надо, то и положу… Не твоё дело. А ты не суйся в мою жизнь, своими проблемами лучше займись! Живёшь-то, как та старуха у разбитого корыта… – ехидно хихикнул Александр. – Дверца вон от тумбочки уже сколько лет не закрывается, а?..
– Так ведь столько, сколько мы с тобой женаты были… – съехидничала в ответ Мария. – Развелись-то месяц тому как… А у тебя вон дверца на тумбочке, кажется, и вовсе висит на одной сопле? Вот-вот грохнется! Вот землетрясение-то будет…
– Ничего, я успею смыться… До землетрясения…
– До Парижу смываться будешь, что ли?..
– До Парижу! До Парижу! Мне-то есть куда дёрнуть, а вот ты куда подашься, ась? Куда лыжи намылишь, когда землю трясти станет от падения дверцы моей тумбочки? Некуда слинять-то?..
Зюзина неожиданно посерьёзнела:
– Ну почему же, некуда? В Лондон подамся… Правда, без чемодана…
Тюпин рассмеялся:
– Ну да, с голой задницей – да в Лондон! Чемодан тут ни при чём! Не нужен чемоданчик для голой задницы! В чём в Лондон-то заявишься, голодранка?!..
Мария, буквально в последнюю минуту ставшая вдруг очень серьёзной, аристократическим жестом поправила причёску, уверенно и спокойно заговорила тоном практически неотличимым от тона, каким обычно общаются между собой английские аристократки:
– В костюме английской королевы…
Тюпин чуть не подавился собственным смехом:
– В чём-чём?! В костюме… английской?.. короле-е-вы?..
Теперь уже Зюзина, как давеча Тюпин, когда отбивался от разоблачительных пассажей бывшей жены по поводу своих писательских способностей, была в состоянии абсолютно серьёзной уверенности:
– Напрасно язвишь. Мой будущий муж так прямо мне и заявил: “Приедешь в Лондон в костюме английской королевы!”…
– Слушай, Зюзя, ты сегодня с дуба не падала?
– Не падала… – поджала губы Мария.
– А температурку мерила? Лобик не горячий?..
– Вот когда приедет сюда мой будущий муж, ты увидишь, как выглядит английская королева! Он, кстати, так ко мне и обращается: “Королева моя!”…
– Кто обращается?
– Мой будущий муж! Говорит, ты затмишь в своём костюме саму королеву Англии! И уверенно добавляет при этом: “Я добьюсь, что она примет тебя, как первую леди своего королевства! Я сделаю так, что все подданные её Величества станут приветствовать тебя, как саму королеву! Я куплю для тебя такой прекрасный замок, какого нет ни у кого, даже…”
– Ну да, ну да, даже у королевы… – с удивлением и смущением взглянув на Марию, перебил её мечты вслух Александр. – Странно… странно… всё точь-в-точь, как у меня…
– Что ты там лопочешь? Я не поняла.
Тюпин медленно пробормотал:
– Да так, мысли вслух… Так, значит, ты нашла себе, как я понимаю, богатого мужика в Лондоне?
Она самодовольно съязвила:
– Да уж, нашла! И не просто богатого, а, как ты говоришь, в ихней валюте… Понимаешь? – по слогам, с многозначительным акцентом на каждом слоге повторила. – В их-не-й…
Тюпин задумался, стал молча ходить по комнате, через несколько секунд раздумий невесело усмехнулся:
– В Лондоне, значит?
– В Лондоне, в Лондоне! Завидуешь?!
– Ещё чего! В Париже не хуже! Скоро дёрну туда, и тогда – прощай коммунальная жизнь!
– Так кто ж тебе мешает, дёргай прямо сейчас! Чего ждёшь? С моря погоды?
– А ты чего ждёшь? Костюм королевы не сшили ещё?..
Зюзина растерянно запнулась:
– Ну… если серьёзно… Алекс пишет, что…
– Кто-кто? – перебил Александр, неуверенно повторив только что произнесённое Марией имя. – А… лекс?..
Зюзина с осторожным недоумением подтвердила:
– Ну… мужа моего… будущего… зовут Алекс… А что, плохое имя? Мне нравится. Не то что у тебя – Александр… др-др-др… как трактор… – хихикнула. – Шурик, короче говоря… – самодовольно посмотрев на Тюпина, с пафосом воскликнула, – а это Алекс! Звучит гордо!
Александр, глядя в пол и отстранённо думая о чём-то своём, медленно прошёлся по комнате:
– А чем же хуже Александр? И вообще, кажется, это одно и то же, только Алекс это сокращённый вариант Александра.
Она обиженно вспылила:
– Ага, сокращённый! Мозги у тебя сокращённые! Разве можно сравнить моего, – в её словах вновь зазвучала пафосная гордость, – Алекса! с тобой, каким-то замызганным Шуриком?!..
– Ну так что ж медлишь? Давай дёру к нему прямо сей момент…
Зюзина упавшим голосом смущённо пробормотала:
– Так вот, он пишет, что как раз…
– Что – как раз… – язвительно перебил Александр. – Как раз разорился? Обнищал твой Алекс как раз? И теперь валюты, – тыкнул пальцем куда-то вдаль, – ихней не хватает на костюмчик королевы?..
Она резко и возмущённо выкрикнула:
– Не хами! Мой Алекс богат! Он сказочно богат! У него заводы! Фабрики!..
– Газеты… пароходы… – ехидно перебил Тюпин.
– Опять завидуешь…
– Да чему ж тут завидовать-то, банкротству?
– Никакой он не банкрот! – Мария словно сама себя убеждала в том, в чём была уверена не очень. – Просто он пишет, что его подвёл совладелец его предприятий, который…
Александр, уже несколько минут медленно ходивший с сосредоточенным видом по комнате, вдруг равнодушно, с многозначительными паузами и лёгкой иронией, перебив Марию и как будто угадав, что она хотела сказать, продолжил за неё:
– …внезапно продал свой пакет акций… контрольный, между прочим… да продал не кому-нибудь, а первому и лютому его врагу… а враг тут же начал сворачивать производство, не смотря на огромный банковский кредит, который взял твой Алекс, и который теперь вернуть банку можно только если ему вдруг кто-то поможет материально… Так, да?..
Зюзина несколько раз открыла рот, не в силах что бы то ни было сказать, наконец, с трудом преодолев полную растерянность, почти прокричала:
– А… как ты… откуда… каким образом?.. А-а, я поняла! Ты прислушивался, когда работал мой принтер, дожидался момента, пока я не выйду в туалет, и, как последний ворюга, проникал ко мне в комнату, чтобы прочитать письма Алекса, которые я сбрасывала на принтер! – замахнулась на Тюпина. – Бандит! Ненавижу!
Александр молча походил ещё немного по комнате, тихо и с паузами, по несвязности которых было видно, что он сосредоточенно о чём-то думает, стал, так почему-то решила Мария, неспешно сознаваться в содеянном:
– Да-да… именно так… да, так всё и было… я проник к тебе в комнату… да, самым бандитским образом… и… – многозначительно, надавливая на каждый слог, подтвердил он догадки Марии, – про-чи-тал… что там говорить, бандит, конечно…
Зюзина тихо заплакала:
– Ну как же тебе не стыдно, а? Ты надругался над любовью!.. Разве можно так… с любовью?..
Александр посмотрел на Марию так, словно увидел её впервые, задумчиво и спокойно спросил:
– А ты думаешь, это любовь?.. Ты думаешь, он тебя любит? И что он вообще существует, этот твой Алекс?..
Она запальчиво и резко вскрикнула:
– Да, существует! Да, любовь! Настоящая любовь! Не то, что ты мне тут столько лет за любовь выдавал! Ты посмотри, что он пишет! – схватила его за руку и потащила в свою комнату. – Раз уж ты всё равно тут, как жулик, прочитал кое-что, так и быть, покажу тебе, что такое настоящая любовь! Вот, смотри, – достала из бабушкиного шкафа толстую пачку бумаг, – что он пишет! – стала торжественно и с чувством гордости читать текст на одном из листов. – Любимая! Ты как изумрудный лучик света в полумраке жизни, по которому я брёл так долго и безрадостно, пока не узнал, что есть на свете ты, моя ненаглядная…
– Мэри… – перебил Александр.
Зюзина оторвалась от бумаги, с возмущением выкрикнула:
– И это успел прочитать, скотина! Да, Мэри! А что? Не нравится имя Мэри?
Тюпин усмехнулся:
– Нет, отчего же, нравится. Мэри… Очень хорошее имя. Но ты-то, Зюзя, не Мэри, ты обыкновенная Маруська…
– Ну чистый хам! Хамло, я бы даже сказала! Не то что мой Алекс! Ты только послушай! – она поднесла к лицу лист бумаги, стала читать с восторгом и придыханием. – Лучик изумрудный!.. – вдруг заплакала. – Ты меня хоть раз, гад, лучиком назвал?!.. – жалобно всхлипнула. – Изумрудным…
Он ухмыльнулся:
– Назвал. И не раз называл.
– Когда?! – искренне удивилась Мария. – Что-то не припомню. Ну как называл? Как?
– Зюзей.
Она раздражённо хмыкнула:
– Так это ж ты так мою фамилию всегда коверкал, подлюка!
– Да нет, фамилия тут не при чём. Хотя, может быть, она и навеяла… Но поначалу-то Зюзей я называл не тебя…
Зюзина стала растерянно озираться по сторонам:
– А кого? – в мелькнувшей догадке повысила голос. – А-а-а, Казанова вонючий, у тебя любовница была?! Кого Зюзей называл, говори, маньяк сексуальный!..
Александр удовлетворённо засмеялся:
– Не кого, а что. Неужели забыла всё?..
– Не понимаю, о чём ты!.. – но вдруг она что-то как будто вспомнила, недовольно передёрнула плечами. – А-а-а, ты имеешь в виду это…
– Это-это… самое укромное место твоего организма…
– Ты совершенно невоспитанный человек, Тюпа! Чужой незамужней женщине сообщаешь такие интимности…
Тюпин усмехнулся:
– Ага, значит, вспомнила, раз про интимности залепетала…
– Ты как будто радуешься? – с притворным равнодушием удивилась она. – Чему? Не понимаю… Я вот уже давно всё забыла. И вспомнила-то с трудом…
– С трудом?.. – он посмотрел на Марию с улыбкой победителя. – С трудом, пожалуй, ты разыграла тут спектакль, что якобы забыла это… Но ты же прекрасно знаешь, Зюзя, что такое не забывается! Потому что это любовь! А любовь разве забыть можно?..
– Любовь нельзя… – она опять попыталась изобразить равнодушие. – А раз забыла, значит, это была не любовь…
– Но ты же реагировала… – интимным тоном сообщил он Марии подробности их ушедшей в небытие семейной жизни, от которых она теперь отбивалась, как от назойливых комаров, всеми силами.
– Да просто супружеский долг исполняла, и всего-то… – сильно преувеличенное спокойствие Марии только рассмешило Александра. – Но была я тогда к этому совершенно равнодушна…
– Неужто?..
– Что – неужто?.. – насторожилась она.
– Равнодушна… – усмехнулся он.
– Конечно! – уверенно парировала она.
– А я помню, на мой вопрос “где тут моя Зюзя ненаглядная?” ты всегда не без удовольствия отвечала “вот она, получите – распишитесь!”, и я расписывался! – в его голосе зазвучал восторг, вероятно, самых приятных для него воспоминаний, и он не скрывал удовольствия от этого. – Ох как я распи-и-сывался! – он сделал в воздухе жесты пальцем, будто пишет что-то. – Здесь был Тюпа!.. И подпись моя тебе всегда ну очень нравилась!..
Зюзина недовольно пожала плечами:
– Подпись, подпись! Что теперь об этом вспоминать! Право подписи теперь переходит к моему любимому Алексу! Вот человек, достойный большой любви!
– А ты уверена, что он достоин, как ты говоришь, большой любви? Чем он тебя убедил в этом? Ты же ещё не видела его!
– Как не видела? – удивилась Мария. – А фотография? Он же прислал мне свою фотографию!
Тюпин вздохнул:
– Ох, до чего же ты наивна. Да это снимок мало известного американского актёра, взятый из Интернета! Он хороший театральный актёр, про него даже в газетах американских пишут, а вот в кино ему как-то пока не довелось показать свой талант, поэтому, именно в виду его безвестности, тебе и был предъявлен его снимок.
– Да врёшь ты всё, Тюпа! – возмутилась Мария. – Врёшь! Потому что завидуешь ему! Потому что я его люблю, а тебя – нет. Вот и злишься, вот и придумываешь всякие гадости про моего дорогого Алекса!
– Я не придумываю гадости, а задаю тебе вполне конкретный вопрос: на основании чего ты считаешь, что он достоин большой любви? Ты его знаешь хоть немного?
– Конечно, знаю! И ещё как знаю!
– По его любовной писанине?.. – усмехнулся Александр.
– Это не писанина! – задохнулась от возмущения Мария. – Это крик любящей души! Крик о любви!
– Да-да, о любви. Только не к тебе, а к своему личному благополучию…
– Что ты мелешь! – возмутилась она. – К какому благополучию? Человек пишет о настоящей любви!..
– К деньгам… – перебил он пылкую речь Марии в защиту своего возлюбленного.
– Ну к каким деньгам? Разве к деньгам любовь может быть настоящей?
– О-о-о!.. – рассмеялся Тюпин. – Вот только к деньгам-то она и бывает настоящей!
– Да откуда ты-то можешь об этом знать, нищета беспросветная! – съязвила Мария.
Тюпин ухмыльнулся:
– Ну мне-то как раз точно известно, что думал твой Алекс, когда писал тебе якобы о любви…
– Нет, Тюпа, – она, кажется, уже прилично разъярилась, – тебе не удастся очернить светлые чувства моего Алекса! Не удастся, как ни старайся! Потому что ты не способен за буквой увидеть живое чувство, живой дух любящего сердца! Ты посмотри, как он пишет!.. Вот я сейчас ещё почитаю…
Он испуганно выставил перед собой руки:
– Нет-нет-нет, не надо читать, не надо!
– Ты и здесь ему завидуешь, Тюпа! – усмехнулась Мария. – Потому что тебе не дано так писать! Ты ведь уже читал его письма на моём принтере. И, наверное, сам понял, что именно Алекс – настоящий писатель, а не ты! О, как он пишет!.. Какая страсть! Какие находит слова!.. Вот это любовь! Просто невозможно не поверить его прекрасному талантливому слову, пусть это пока и слово только. Но я знаю, что его удивительные слова о любви очень скоро материализуются и в реальную любовь! – она взяла в руки лист бумаги, с восхищением погладила его как живое существо. – Нет, ты только посмотри, как он пишет! И что пишет!..
Тюпин смущённо и тихо пробормотал:
– Чего не напишешь, когда позарез надо… и старуху Джульеттой назовёшь…
– Ты что сказал? – так яростно Зюзина ещё никогда не кричала, Тюпин знал это совершенно точно. – Это я-то старуха?!
Он огорчённо покачал головой:
– Расслышала… Да нет, конечно, не старуха. Хотя… сорок шесть лет…
Она в бешенстве буквально заорала:
– Ну что? Ну что? Договаривай! Сорок шесть – что?!.. Старуха, да?!
– Ну с цепи баба сорвалась… – Тюпин уже не знал, как исправить критическую для него ситуацию. – Да не старуха ты! Не старуха. Хотя…
– Опять – хотя!.. – взъярилась Мария. – Вот чем ты отличаешься от моего любимого Алекса! Он никогда…
– Не назовёт старуху Джульеттой… – иронически хмыкнув, перебил Александр.
– Да, не назовёт!
– Наконец-то созналась! – хихикнул Тюпин. – Правильно, старуху надо называть старухой! А Джульеттой, соответственно, – Джульетту!
– Нет, ну я просто перепутала! – возмутилась Зюзина. – Ты сбил меня с толку! Ты кому угодно мозги запудришь! Я имела в виду, что он никогда не позволит себе грубо… ну… обозвать женщину каким-нибудь грубым словом.
– Ну да, старуху – Джульеттой… – засмеялся Тюпин.
– Ну что ты к словам-то цепляешься, Тюпа! Слово – лишь символ! Главное, что он хочет сказать! А ещё главнее – как! сказать! Ты понимаешь? Нет, я всё-таки ещё почитаю тебе, может стыдно станет… Вот, посмотри, как! он пишет! – она поднесла к лицу лист бумаги. – Вот! – стала с восхищением читать. – Я знаю, родная… – оторвала лицо от бумаги, с плачущим надрывом в голосе всхлипнула. – Родная! Ты слышишь?! Родная! А ты?! – снова всхлипнула. – Ну ладно, лучиком не называл… изумрудным, ладно… но один только разочек ты меня, скотина, ну хоть двоюродной!.. назвал?!.. хоть один единственный разочек! А?!.. – вдруг резко, в стиле приговора о смертной казни, вскричала. – Не назвал ни разу! – неожиданно заплакала. – А он – родна-а-я!..
– Да чего не напишешь ради денег! Дура ты, Зюзя! Разуй глаза! Тебя надувают как воздушный шарик, а ты сопли развесила! Родная! Ах, как! он пишет! Вот это! любовь!
Зюзина с подозрением посмотрела на Тюпина:
– Погоди-погоди! Ну то, что на большую настоящую любовь ты чхать хотел, мне давно известно, а вот что ты тут, зараза, только что про деньги тявкнул, а? Что?!
– Да я… – растерялся под напором Марии Тюпин, – так… к слову просто…
– Не-е-ет! Не к слову! Ты что же думаешь, вот это всё, – она потрясла у него под носом толстой пачкой бумаг, – из-за денег? Да?! Вот это вот… – в запале поднесла к глазам недочитанную страницу, растерялась в поиске нужного места, – а я продолжу… я тебя щас словом убью, уничтожу паразита… да где же это… – поискала несколько секунд место, на котором накануне остановилась, – вот!.. я начну опять сначала, ты меня перебил, гадёныш… Вот, слушай. Слушай, мерзавец, какая! бывает любовь!.. – стала читать возбуждённо, с надрывом. – Я знаю, родная, что эту ночь, как и множество других безрадостных ночей, ты опять провела в обнимку с подушкой, со своей любимой подушкой… – оторвалась от чтения, всхлипнула. – Вот видишь, он понимает даже, как я люблю свою подушку! Так… где я остановилась… а, вот… – продолжила читать – …со своей любимой подушкой, единственной своей верной подругой, которой ты только и можешь доверить все свои горестные женские тайны и слёзы… – оторвалась на миг от листа бумаги, всхлипнула, начала плакать, постепенно плач перешёл в неудержимые рыдания. – Ну разве это не любовь?! А?!.. Ты только послушай, как он пишет! Как пишет! Горестные женские тайны и слёзы!.. Ну скажи, разве можно этому не поверить? А?! Ну скажи, можно?!..
Тюпин возбуждённо заходил по комнате, иногда то вскидывая руки вверх, то в удивлении хлопая ими по бёдрам, задумчиво, тихо, постепенно повышая голос, заговорил сам с собой:
– Чёрт побери, а ведь могу, оказывается… Да, могу… Ещё как могу! Вот, пожалуйста, женский катарсис налицо… Женщина поверила! И плачет! Страдает! Вся в слезах! А что ещё нужно писателю? Выжать из женщины сопельки… И всего-то…
Зюзина перестала плакать, замерла в удивлении, растерянно сопровождая поворотами головы метания Тюпина по комнате.
Он же, между тем, распаляясь всё больше и больше и периодически возбуждённо и нервно взмахивая руками в быстром перемещении по комнате, начал уже кричать:
– А я, дурак!.. “Войну и мир” пытался написать… Я же талантлив! Я же могу!.. Вот ведь женщина плачет! Пла-а-чет! Даже рыдает! Значит, могу! Значит, убедителен!.. Всё, я понял свою ошибку! Надо было начинать не с глобальных проблем человечества, а с маленьких!.. коротеньких!.. слезливых!.. женских, – прокричал по слогам с удивлением первооткрывателя, – ме-ло-дра-мо-чек!.. Да-да-да!.. Я же могу, оказывается!.. Немедленно начинать! Немедленно! – резко повернулся в сторону двери, устремился к ней. – Я всё понял! Немедленно!
Мария тут же схватила его за рукав, удерживая от ухода, уверенно и грубо воскликнула:
– Э-э, нет, дружочек! Понял, что я права, и разыграл мне тут, – ехидно скопировала Тюпина, – ме-ло-дра-моч-ку с душевными муками?! Да ещё и смыться намерился! Нет, погодь-погодь, писатель недоделанный! Имей мужество мне вот здесь и сейчас и прямо в глаза чистосердечно сознаться в своей наглой неправоте! А то нахамил тут на моего Алекса, нагадил на любовь, а подметать-то кто будет? А? Нет, дружочек мой невоспитанный, щас ты у меня на коленочках ползать тут будешь, пока я не соизволю снизойти до амнистии!.. Ишь ты какой, драпать наладился! За просто так! Без наказания!
Он примирительно и растерянно пробормотал:
– Да нет, Зюзя… Просто…
Зюзина возмущённо и грубо перебила:
– Не Зюзя я тебе, сколько можно повторять! Зюзина! Паспорт могу показать!.. – неожиданно отпустила рукав Тюпина, в возбуждении начала молча ходить по комнате, остановилась напротив окаменевшего в нерешительности Александра, снизив непримиримый тон, почти примирительно, но ехидно заявила. – Так что же, Тюпа, позорно дезертируешь с поля боя, да? Нахамил, и в кусты?..
Он смущённо и сбивчиво произнёс несколько слов, из которых Мария не поняла ни одного, кроме слова “срочно”:
– Просто я тут… я, в общем… кое-что понял… Мне надо… срочно…
Зюзина неожиданно всхлипнула, с паузами, вытирая во время каждой из них нос платком, слезливо запричитала:
– Срочно… Всё ему надо срочно… Женился на мне срочно… как ошпаренный… Развёлся срочно… А что у меня в душе, ты хоть раз заглянул туда, – прижала кулак к груди, – в мою истерзанную безлюбьем душу? А? Ну хоть один разочек! А-а-а, не заглянул… А вот он, мой любимый Алекс, заглянул! Да! И увидел, что… каждую ночь… да вот, щас прочитаю… – взяла в руки бумагу с недочитанным текстом, не замечая, как Александр тут же в отчаянии схватился руками за голову, – вот, нашла… женские тайны и слёзы… а, ну да, я здесь остановилась… вот дальше, ты только послушай, как он в душу-то мою прямо заглядывает! – стала читать, перемежая каждую волнительную для неё фразу громкими всхлипываниями. – И я знаю, родная… – подняла полные слёз глаза на Тюпина, – …опять – родная!.. ты слышишь? – родная!.. – вытерев платочком слёзы, продолжила читать, – …что каждую ночь ты обильно поливаешь свою верную тебе во всех твоих жизненных испытаниях подушку горючими и невидимыми жестокому и равнодушному миру слезами…
Тюпин, хихикнув, ехидно перебил:
– Поэма о подушке…
Она с плачем яростно закричала:
– О подушке, да?! Да что ты понимаешь, чурбан неотёсанный! Это поэма о душе! О моей истерзанной одиночеством и никем не любимой душе!..
Александр иронически засмеялся:
– Да о какой душе? О подушке…
Она ехидно подбоченилась:
– А хоть бы и о подушке! Человек увидел душу даже в подушке! Поэт! А ты?! А ты, не то что в подушке, ты во мне душу не увидел! Хам!
Тюпин негромко хихикнул:
– Ну всё правильно: любишь женщину – поэт, не любишь – хам… Ну ладно, – вновь засобирался уходить, – пора идти.
– “Войну и мир” писать? – съязвила Зюзина.
– К счастью, нет, – серьёзно и спокойно ответил Александр, – выздоровел потому как я от этого идиотизма…
– Какого такого ещё идиотизма?
– Идиотизма, от слова “идея”. От идеи нечто подобное “Войне и мир” написать выздоровел наконец…
– “Му-му”, значит, теперь писать будешь?.. – съехидничала она.
Тюпин зло сверкнул глазами:
– Да, “Му-му”! – обвёл руками комнату. – Вот это самое му-му и опишу! Да не в романе-эпопее, а в простой, но близкой к реальной жизни пьесе о двух дураках, которые мечтают о лондонах и парижах, считая, что только там необыкновенная любовь и бывает, но совершенно не видят буквально рядом с собой любовь настоящую, пусть и без Эйфелевой башни и костюма королевы, но любовь реальную, живую, с проблемами в быту и горечью недопонимания близкой души…
Зюзина с удивлением и растерянно посмотрела на Александра:
– Тюпа, а ведь ты говоришь словами моего Алекса… Он писал мне о горечи недопонимания близкой души… о реальной и живой любви, пусть иногда и с проблемами в быту…
Тюпин усмехнулся:
– Да не он писал об этом, и вообще – всё, что ты от него получала, писал не он.
– Ну как – не он?.. На мой почтовый ящик… – речь Марии стала сбиваться, путаться, видимо, под наплывом вдруг возникших сомнений, – …прямо в компьютер… всё приходило…
Александр засмеялся, хлопнул себя ладонями по бёдрам:
– Компьютер – как гарантия от подлога!.. Надо диссертацию на эту тему написать. Для наивных и безграмотных. Ну, чтоб знали, что если на твой компьютер пришло письмо, то это вовсе не гарантия, что оно пришло от того, кого ты считаешь его автором…
– Ты что же это имеешь в виду? – насторожилась она. – Что все эти письма от Алекса…
– …пришли не от Алекса… – ехидно перебил Александр, продолжив недосказанное Марией.
Зюзина с пониманием ухмыльнулась:
– Ну да, ну да! Конечно! Не от Алекса! А что же ещё ты, неудачник в любви и в литературе, можешь мне сказать? Я понимаю! Завидуешь!.. Поэтому теперь ты начнёшь вкручивать мне, – постучала костяшками пальцев по своему темечку, – в котелок всякие выдумки, что, дескать, всё это дело рук какого-нибудь шутника, да? И с самим этим шутником, скажешь, что ещё и познакомишь меня, да?
– Конечно, познакомлю! – усмехнулся он. – И прямо сейчас.
Зюзина стала озираться по сторонам, никого в комнате не обнаружив, с хитрой улыбкой объявила:
– Виртуальный, значит, шутник будет…
– Да нет, во плоти и крови, – серьёзно ответил Тюпин, – реальней не бывает.
Она недовольно скривила губы:
– Слушай, Тюпа, замучил ты, однако, меня своими выдумками. Скажи лучше, извиняться за хамство будешь? Или мне применить силовой приём?..
– Да в том то и дело, что не выдумки это.
Зюзина опять нетерпеливо огляделась по сторонам:
– Но здесь же никого нет, кроме нас с тобой! Что, неужто и впрямь этот выдуманный тобой чудак – виртуальный?
– Совершенно реальный.
– Ну ладно, – усмехнулась она, – всё равно ведь будешь упорствовать, знакомь уж со своим виртуёшкой.
– Это я.
Зюзина заливисто засмеялась, показала пальцем на Тюпина:
– Ты – виртуёшка?!..
Тюпин серьёзно посмотрел на Марию:
– Нет. Я из плоти и крови. Я – это я.
Зюзина буквально зашлась тем долгим, ничем и никак не остановимым смехом, каким, наверное, хоть раз в жизни доводилось зайтись каждому человеку, прикладывая ладошку к своему лбу так, как это делают люди, когда у них начинает сильно болеть голова, застонала:
– Ой, не могу!.. Щас этот приключится… ну как его!.. забываю… а-а, инсульт!.. – опять застонала, но уже так, что было видно, что у неё уже нет сил не только на смех, но и на сколько-нибудь внятный стон. – Ой, не могу… Тюпа, ты меня до реанимации доведёшь!..
– Я не шучу, Зюзя. Всё это написал я… Вот, кстати, почему со мной случилась лёгкая истерика, когда я увидел, как ты всей этой чуши поверила, как ты плакала и даже рыдала, приняв эту словесную шелуху за настоящую большую любовь! – Александр заметил, что Мария вдруг прекратила смеяться, что быстро случается редко, когда человек попал во власть гомерического хохота. – Я, между прочим, понял в этот момент, как легко обмануть женщину, как просто выдавить из неё слёзы и даже рыдания простыми, придуманными тобою походя словами!
Зюзина действительно уже полностью владела собой, словно буквально только что и не было у неё смеха, который обычно можно остановить лишь через несколько минут после его начала, когда мышцы живота от невероятной усталости не позволяют уже человеку даже стонать, и это произошло, скорее всего, по причине немалого её удивления от непонятности и необычности происходящего вокруг неё:
– Что за чушь ты несёшь, Тюпа! Я не поняла ни одного слова из твоего писательского бреда! Ты можешь ясно выразиться?
– Я-то выразился ясно. Надеюсь, и ты ясно поймёшь, что всю эту бредятину про костюм английской королевы, про приёмы у её Величества, про твой будущий замок, превосходящий роскошью не очень скромное жилище самой королевы, про твою подушку, про женские тайны и слёзы, написал я. Я вот, к примеру, сумел понять то, чего ну никак не мог осознать доселе. Я понял, что надо писать не о глобальных проблемах человечества, а о простом человеке, о самых простых его поступках, о самых простых его мыслях, о самых простых его мечтах и надеждах, о самых простых его ошибках. Вот и ты пойми сейчас то, что, наверное, тебе пока ещё трудно усвоить!
– Ну что-что-что я должна понять? – нетерпеливо и раздражённо затараторила она. – Я должна понять, что меня обманул какой-то шутник? Что никакого Алекса нет в природе? И что любви, большой и настоящей, тоже нет? Это я должна понять?!..
– Ох, Зюзя-Зюзя… – успокаивающе и мягко развёл руки в стороны Александр. – До чего же ты наивна… До чего же наивны вы все, женщины… Как же легко вас обмануть… Постарайся понять хотя бы то, что ни с того ни с сего никто и никогда не станет предлагать совершенно незнакомой женщине дворец, похлеще королевского, что никто и никогда не станет сравнивать женщину сорока шести лет и, прямо скажем, не очень стройную с английской королевой, что миллионер, особенно в ихней валюте, никогда не станет предлагать руку и сердце нищей женщине, если она, конечно, не точная копия по красоте и возрасту известной миру Джульетты…
Она вдруг закрыла лицо руками, некоторое время помолчала, протяжно всхлипнула:
– А ты знаешь, Тюпа, ты очень убедителен… Хоть и оскорбляешь меня.
– Чем? – удивился он.
Зюзина опять всхлипнула, прерывисто вздохнула:
– Ну… что мне сорок шесть… не очень стройная, опять же…
– Ну как же вы, женщины, глупы! – засмеялся Александр.
– А вы, мужики, умные, да? – тут же вскинулась в возмущении за весь женский пол Мария. – Тебе вон уже скоро пятьдесят, а ты даже “Му-му” не написал!
– Ну задолбала ты меня уже этой Му-му! – Тюпин со злостью вскинул руки вверх. – Мне иногда даже кажется, что если бы эта Му-му вдруг появилась передо мной, то Герасим просто не успел бы её утопить, я задушил бы её собственными руками!
– А-а, Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ… – довольно улыбаясь, съязвила она.
– Да прав я, прав! – в раздражении он заходил по комнате. – Всю эту любовную муть написал я! И только я! И Алекс – это я!
Зюзина спокойно вытерла слёзы ладошками и уверенно заявила:
– Говори-говори, Тюпа. Всё, что хочешь, говори, а я точно знаю, что мой Алекс существует, хоть и дала тут только что слабинку, заявив, что ты убедителен. Да, действительно я задумалась на мгновение, что ихнему миллионеру несподручно как-то добиваться руки и сердца нищей, да ещё и сорокашестилетней, бабы. Да, похоже на истину… Но неувязочка-то, Тюпа, в том в твоих аргументах, что Алекс-то не знает попросту, что я нищая. Понимаешь? – по слогам, с язвительным акцентом на каждом слоге повторила. – Не… зна… ет!..
– Ну конечно, – иронически усмехнулся Тюпин, – тот мифический Алекс, в существование которого ты так веришь, не должен бы вроде знать этого. Откуда же ему знать об этом, если ты представилась парижской миллионершей, владелицей множества магазинов парфюмерии и модных дамских сумочек…
Зюзина на некоторое время потеряла дар речи, с удивлением процедила:
– А… откуда ты… Ах да, – пытаясь сама себя успокоить, с надеждой на правильность пришедшего в голову предположения, оживилась, – забыла, подглядел, писун недоделанный! Алекс ведь в своих письмах высказывался по поводу моего бизнеса! – воткнув кулаки в бока, стала хвастливо раскачивать туловищем влево-вправо. – Между прочим, очень одобрительно!..
Тюпин вздохнул, решительно схватил её за руку:
– Так, надоели пустые словопрения, пошли! – потянул Зюзину за руку к двери в свою комнату. – Пошли-пошли, я тебе кое-что покажу!
Она попыталась вырваться, с возмущением выкрикнула:
– Куда ты меня тащишь? Не надо мне ничего показывать! “Войну и мир” ты всё равно так и не написал, так чем же удивлять меня собрался? Отпусти, бумагомаратель!
Тюпин, несмотря на сопротивление Марии, всё же потащил её за собой, завёл в свою комнату и подвёл к компьютеру.
– Да что же ты вытворяешь, а?! – она всеми силами по-прежнему пыталась вырваться. – Я жаловаться буду в суд! Чтоб тебя наказали за насилие над личностью!
Тюпин сел за свой компьютер, включил его, усмехнулся:
– Ну насчёт личности ты сильно загнула. По уровню интеллекта ты пока ещё индивидуум, к тому же довольно туповатый!
– Хам! – возмутилась Мария.
Как только Тюпин отпустил руку Марии, она тут же попыталась уйти в свою комнату. Он тут же вцепился в рукав её платья.
– Ну ладно, отпусти! – она, видимо, испугалась за целостность рукава. – Так и быть, посмотрю, что ты мне тут подсунешь. Опять какую-нибудь гадость о моём Алексе!
Тюпин отпустил её, иронически съязвив при этом:
– Да нет, не об Алексе! О тебе, Маруся! Ой, что это я! Какая Маруся! Мэри!..
Она тут же возмутилась:
– Слушай, может, хватит уже подковыривать меня?! Ну прочитал письма моего Алекса, ну увидел, что он называет меня Мэри. Ну и что из этого? Я, что ли, виновата, что он так ко мне обращается? Может, он так перевёл моё имя на западный манер! Может, ему так приятней меня называть! – с мечтательным восторгом протянула. – Мэ-эри! Не то что какая-то там Маруська…
Во время всего монолога Зюзиной Тюпин, развернувшись на стуле в её сторону, смотрел на неё неотрывно ехидно-ироническим взглядом. Затем решительно повернулся к компьютеру и быстро стал совершать какие-то манипуляции с клавиатурой:
– Вот, нашёл. Сейчас я тебе покажу, кто тебя первым назвал Мэри!
Зюзина хмыкнула:
– Алекс, конечно! Кто же ещё! Только Алекс!
– Да нет, Зюзя, это была ты! Да-да, ты! И только ты!
Зюзина вдруг повернулась и начала движение к своей двери, с возмущением размахивая руками и выкрикивая на ходу:
– Знаешь, что? Мне, в конце концов, всё это уже надоело! Я пошла к себе!
Тюпин вскочил, догнал её, схватил за руку и грубо повёл вновь к своему ноутбуку.
– Ну что ж, в суд за насилие над личностью я обращусь попозже, а сейчас я вынуждена подчиниться грубому физическому превосходству! – Мария покорно побрела вслед за Тюпиным.
– А никакого суда не будет!
– Как это не будет? Будет! Ещё как будет! Потому что совершается насилие над личностью!
– Ну как можно совершать насилие над тем, чего нет?! – засмеялся Тюпин.
– И чего же, по-твоему, нет? – удивилась она.
– Я уже говорил – личности нет, а есть слабоумный лох. Я, по крайней мере, вижу перед собой натурального лоха!
– Лох? – неуверенно повторила явно незнакомое для неё слово Зюзина. – А что это такое – лох?
– Это аббревиатура. Расшифровывается так – легко обманываемый хулиганами.
– А-а, не знала… Но, судя по тому, что хулиган ты, – оживилась она, – значит, ты меня обманываешь?
Тюпин всплеснул руками:
– Ну наконец-то ты начинаешь понимать, что ты обманута, и обманута именно мною!
– Вообще-то, честно говоря, я ничего уже не понимаю.
Тюпин быстро и решительно сел за ноутбук:
– Сейчас поймёшь. Всё-всё поймёшь. Вот, слушай! – начал читать текст на экране. – Здравствуйте, уважаемый Алекс! Меня очень заинтересовало ваше объявление на сайте знакомств. Нет, не ваше материальное благополучие мне интересно, потому что я сама очень богата. Меня привлекло совсем другое. Во-первых, приятно, что вы совершенно свободно говорите и пишете по-русски. Мне было интересно узнать, что у вас, оказывается, русские корни… – оторвался от компьютера, внимательно посмотрел на Марию, снова повернулся к светящемуся перед ним экрану. – Ну, дальше ненужные мелкие подробности…
Зюзина вдруг медленно стала оседать и садиться на пол, вытянув безвольно ноги вперёд, закрыла лицо ладонями. Тюпин обернулся, увидел это, но, не придавая этому никакого значения, вновь повернулся к ноутбуку:
– Вот – главное! – стал неспешно и громко читать. – А теперь разрешите представиться и мне. Меня зовут, – на секунду обернулся, ехидно посмотрел на Зюзину, – Мэри… Я крупный предприниматель. Живу в Париже. Но мои многочисленные предприятия разбросаны по всей Франции. Это, в основном, магазины парфюмерии и дамских сумочек. Их у меня несколько десятков…
Зюзина по-прежнему молча сидела на полу, закрыв лицо ладонями, только голова её опустилась уже совсем низко. Тюпин, на мгновение обернувшись в её сторону, снова уставился в ноутбук:
– С детства я была неравнодушна к духам и дамским аксессуарам, поэтому, получив огромное состояние от безвременно почившей бабушки… – притворно страдальчески всхлипнул, – …бабушку жалко… – невозмутимо продолжил читать, – …на все завещанные ею мне средства я создала целую парфюмерно-аксессуарную торговую империю…
Тюпин перестал читать, повернулся к Зюзиной. Она ещё несколько секунд посидела неподвижно с ладонями на лице, затем медленно, тяжело опираясь рукой о пол, встала и так же медленно, пошатываясь, начала движение к своей двери. Тюпин догнал её. Но руками уже к ней не прикасался. Просто стал у неё на пути и перекрыл ей движение к двери. Так они постояли молча несколько секунд друг против друга. Она вдруг прислонилась всем телом к его груди, всхлипнула.
– Ну успокойся, Зюзя… Успокойся… – тихо и ласково сказал он. – Ничего страшного не произошло…
Она опять всхлипнула:
– Ничего?..
– Ничего… – уверенно повторил он.
Зюзина, как в бреду, жалостливо стала твердить одно и то же слово:
– Ничего… ничего… ничего…
– Конечно, ничего! – попытался отвлечь и успокоить её Александр.
Мария тихо заплакала:
– Я сразу всё поняла… Всё-всё-всё… Сразу… Ты не мог этого прочитать в моей комнате. Потому что на почтовом ящике пароль, которого ты, конечно же, не знаешь, а на принтер я собственные письма не сбрасывала… Значит, Алекс… – оторвала голову от груди Тюпина, посмотрела снизу вверх ему в глаза, – это… ты… да?..
Голос Тюпина прозвучал непривычно тихо и сдавленно:
– Я, Зюзя, я…
– А как же так получилось, а? – она тихо вздохнула и опять положила голову на грудь Тюпину. – Не понимаю…
– Да что тут непонятного? Быстро разбогатеть на халяву захотел, сволочь… Пока, думаю, хоть что-нибудь стоящее напишу, найду скоренько на сайте знакомств иностранную бабёнку побогаче. Пусть, думаю, старая будет, пусть страшная…
Зюзина мгновенно отскочила от Тюпина, как от горячёго утюга, возмущённо вскинула руки вверх:
– Это я-то старая?! Это я-то страшная?!
– Так я ж откуда знал, что на тебя нарвусь!
Зюзина успокоилась так же мгновенно, как и секунду назад вошла в раж возмущения, вновь, теперь уже ласково вздохнув, положила голову на грудь Тюпину:
– Ну ладно, прощаю… Но только это!
– Значит, что-то мне ты всё-таки не прощаешь?
– Конечно! – она по-прежнему не отрывала голову от его груди.
– И что же? – заинтересовался Александр.
На сей раз Зюзина уже вздохнула не столь ласково, как несколько секунд назад:
– Алекса. Ты оскорбил Алекса!
– Так Алекс же – это я! – искренне удивился он.
– А дело не в Алексе. Ты оскорбил ту великую и чистую любовь, которую смог разбудить в моей душе Алекс! – протяжный вздох Марии подтвердил её сожаление по неожиданно растворившейся в дымке суровой реальности столь красивой виртуальной любви.
– Так я же, выходит, и разбудил! – с ещё большим удивлением воскликнул Александр.
– Что разбудил?
– Ну… эту самую… любовь, будь она неладна…
Зюзина оторвалась от груди Тюпина, начала с довольным видом расхаживать по комнате и вдруг неожиданно романтически-мечтательным тоном произнесла:
– Ну почему же это – будь она неладна?..
– Да горе одно от этой любви! – махнул рукой Тюпин. – Вот деньги – это да!
Зюзина, захохотав, всплеснула руками:
– Ну что угодно ожидала от тебя, но не этого! Ты же раньше презирал деньги! Говорил, что это мусор, от которого нужно как можно скорее освобождаться! И вдруг такое заявление: вот деньги – это да!
– Нищета надоела… Нищета, в которой я, между прочим, виноват сам.
– Ну почему виноват? Просто не смог написать… Ну что ж, не все могут…
– Не столько не смог, – возразил Тюпин, – сколько занимался глупостями. Понимаешь, Зюзя, мне всю жизнь очень хотелось изменить мир к лучшему…
– Да кому ж этого не хочется! – в удивлении перебила она. – По-моему, все хотят к лучшему…
– Да нет, ты не понимаешь! Чтоб всем было лучше! Всем-всем-всем, без исключения!
– И нашей соседке Варьке?! – оцепенела в ожидании неудовлетворяющего её ответа Мария.
– И Варьке! – уверенно подтвердил худшие её опасения Александр.
– Да она ж зараза последняя! – в искреннем возмущении повысила она голос до крика. – Я ж её, падлу, – приподняла руки на уровне подбородка Тюпина, как будто хочет вцепиться ему в горло, – как ты Му-му, задушить готова! А ты: “И ей должно быть хорошо”!
– И ей… – спокойно заявил Александр.
– Ну не-ет! – возмущению Зюзиной, казалось, не было предела. – Ладно, хоть так и не бывает, пусть всем будет хорошо, всем-всем-всем, но только не Ва-а-рьке! Только не этой бессовестной сплетнице! Ишь ты, и Варьке пусть будет хорошо!.. – с подозрением посмотрела на Тюпина, угрожающе приблизилась к нему. – Слушай, а ты, случаем, не положил на неё этот… ну… глаз?.. И теперь, зная, как она меня поливает несвежими помоями, завёл с ней шуры-муры, а?!..
Тюпин огорчённо махнул рукой:
– Ну и глупа же ты, Зюзя. Не зря я с тобой развёлся.
Она испуганно и примирительно погладила его по груди:
– Ну ладно, ладно. Что ты хотел сказать?
– Да ты не поймёшь… – обиженно отвернулся он.
– Ну ладно, извини, Тюпа, я больше не буду…
Он повернулся к Марии, в его глазах зажёгся огонёк надежды, что наконец-то хоть кто-то в этом мире поймёт его многолетние нравственные поиски и терзания:
– Понимаешь, хотелось изменить весь мир и сразу! Думал, есть такой способ. И даже уверен был, что знаю его.
– Кого – его?
– Ну… способ изменения мира. И потратил лучшую часть жизни, чтобы написать такую книгу, такой роман, чтоб все сразу всё поняли – да, вот именно так и надо жить, как пишет тут Тюпин!.. Ты понимаешь меня, Зюзя?
Мария подошла к Тюпину, погладила его по груди, тихо и ласково сказала:
– Понимаю, теперь понимаю. Бедный Тюпочка, на что же ты жизнь потратил?..
Тюпин неожиданно всхлипнул:
– Думал, можно… сразу… А оказывается…
Мария понимающе посмотрела на него:
– Нельзя?..
– Нельзя… – тяжело вздохнул он. – А годы ушли… на глупости… И теперь мне почти пятьдесят, и профессию потерял, и на работу никто не берёт… Вот почему я затеял эту авантюру со службой знакомств… Не из-за денег. Ты же знаешь, я никогда не рвался к деньгам.
– Да уж, знаю… Лучше б рвался… – не смогла скрыть едва заметное огорчение Мария. – Ну хоть немного…
– Нет, деньги – зло! – решительно рубанул ладошкой воздух Тюпин.
Она иронически улыбнулась:
– Однако, когда нищета припекла, ты ринулся в объятия именно к богатенькой Мэри!..
– От отчаяния! – стал оправдываться Александр.
– Но деньги ж – зло! – съязвила она. – Продолжал бы искать добро в нищете!
– А ты-то почему-то написала не российскому бомжу, а лондонскому миллионеру… – в глазах Тюпина появился ехидный блеск удовлетворения от удачного отмщения за язвительный пассаж Марии в его адрес.
– От отчаяния… – протяжно вздохнула она.
– Зюзя, – усмехнулся он, – а тебе не кажется, что мы оба с тобой в отчаянии?..
– Ещё как кажется…
Тюпин осторожно погладил её по плечу:
– А почему мы в отчаянии, Зюзя?..
Она опять положила голову на его плечо:
– Любви нет… Одиночество…
– Нет? – переспросил он.
– Чего – нет? – не поняла Мария.
– Любви…
Она погладила его по груди, улыбнулась:
– Ну… не знаю…
– Мне кажется, всё-таки есть… – в его утверждении скорее прозвучал вопрос.
– К деньгам? – усмехнулась она.
– К тебе, дура… – беззлобно возмутился он. – У меня к тебе, а у тебя – ко мне.
– Наверное, и впрямь дура, если не понимаю, почему ты тогда развёлся со мной.
– Так ты ж детей не хотела!
Мария с удивлением отстранилась от него:
– В сорок шесть-то лет?!
– Да мы с тобой двадцать пять прожили! Четверть века! И я всегда хотел детей, а ты всегда не хотела!
Она примирительно прижалась к его груди:
– Ну ты же помнишь, Тюпа, я тоже хотела, просто всё как-то некогда было… Мы оба много работали. Не то что сейчас… А когда вдруг очнулась, что детей-то нет, решила, уже поздно…
– Ну почему же поздно? Я слышал, и в шестьдесят рожают.
– Да-а? – удивилась она.
– Да! Я читал!
Зюзина с сомнением хмыкнула:
– Читал. Да сейчас могут написать, что носорог родил крокодила от обезьяны! Да ещё и в сто лет!
– Но ещё и по ящику показывали! – упёрся Тюпин. – Я видел!
– А-а-а, ну если по ящику, – иронически, но мягко, согласилась она, – то это серьёзно… Тогда надо подумать…
– Да?.. подумать?.. – с нескрываемой надеждой в голосе переспросил он.
Она улыбнулась:
– А ты знаешь?..
– Что? Что я знаю? – нетерпеливо перебил он.
Зюзина тихо засмеялась, смущённо и сбивчиво пробормотала:
– А у меня ведь ещё… ну… идёт…
Тюпин радостно схватил её за плечи, затряс:
– Я понял! Менструация!
– Да что ж ты делаешь! – одновременно испугалась и смутилась она. – Разве можно об этом на весь дом?! А вдруг услышат?
– Да кто услышит – Варька?
– Да! Эта зараза сквозь стены слышит! А потом опять будет мне кости мыть прилюдно!
– Менструацией?!.. – засмеялся Тюпин.
– Ну какой же ты некультурный, Тюпа! Помоями своей природной злобы, с которой она, кажется, родилась!
– Ну и пусть моет! Пусть весь мир завидует, что у тебя в сорок шесть менструация!
Мария недовольно и с тревогой посмотрела на стену, как будто уже чувствуя, что с той стороны приложила к ней своё нечистое ухо сплетница Варька:
– Тюпа! Ну что ж ты как хулиган прямо! Кто ж так делает!
– Как? – не понял претензии Тюпин.
– Ну так! Говорить так нельзя, вот как…
– Что нельзя говорить? – ещё больше озадачился он непониманием замечания Марии.
– Ну… менс… – с паузами неуверенности тихо еле выговорила она до половины некультурное по её мнению слово.
– Менструация, что ли? – смеясь, перебил он.
– Да… – совсем смутилась она.
– Так я уже давно специально в словаре смотрел! Там прямо так и написано – менс…
Она, приложив ладонь к губам Александра, прервала его на полуслове:
– Всё равно нельзя. Некультурно.
– Гм, странно… – хмыкнул в удивлении он. – А как же можно?
Она смущённо улыбнулась:
– Красные пришли…
– Как-как? – весело засмеялся он.
– Ну… мы с подругами в таких случаях говорим: опять красные пришли…
Тюпин с надеждой посмотрел на Марию:
– Так у тебя, значит, ещё приходят?..
– Ну вот… семь дней назад приходили… – совсем засмущалась она. – Сейчас, между прочим, опасный период…
– Не понял. Опасный период для кого?
– Не для кого, а для чего…
– Так-так, и для чего же? – нетерпеливо переспросил он.
– Какой непонятливый. Для зачатия…
Тюпин от неожиданности услышанного неуверенно стал повторять:
– Для за… ча… – вдруг, до конца всё осознав, радостно вскрикнул. – А-а-а! Для этого самого, да?!..
Мария улыбнулась:
– Для этого… для этого…
– Так что же мы?!.. – с воодушевлением закричал он.
– А я не знаю, чего ты теряешься…
Тюпин с жаром обнял Марию, быстро протянул руку к выключателю и погасил свет. В полной темноте послышались шорох движения, звуки падения на пол одежды и обуви.
– Ой! Ой! Ой! Да что ж ты, как бешеный! – воскликнула счастливым голосом Мария. – Ну сумасшедший прямо! С цепи сорвался! – через минуту громко, страстно, протяжно и удовлетворённо простонала. – А-а-а-а!.. Вот это любо-о-вь!..

Алексей Морозов.

Please follow and like us:
Pin Share

Visits: 87

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *