Айгуль

Пыл полуденного лета,
Урагана красота,
Исступлённого поэта
Беспокойная мечта!
Денис Давыдов.

На улице мела февральская позёмка, ветер заунывно и тягуче завывал в водосточных трубах, редкие прохожие зябко кутались в шарфы, пряча покрасневшие носы и вытирая выступившие от ветра слёзы. Припозднившиеся жители городка спешили укрыться в своих тёплых квартирах, устроиться с пледом у телевизора, с его бесконечными ток-шоу и развлекательными передачами. Счастливые обладатели каминов с удовольствием наблюдали за всполохами огня, привычно брюзжа на непогоду и радуясь собственному везению.
Двухэтажный старинный особнячок на слабо освещённой улице стоял обособленно, окружённый добротным деревянным забором. На первом этаже где-то в глубине мерцал огонёк, остальные окна, забранные неожиданными для такого здания прочными решётками, зачарованно поблёскивали снежными узорами.
В доме стояла гулкая тишина, изредка нарушаемая поскрипыванием старых половиц и шелестом переворачиваемых страниц. Невысокая темноволосая худенькая девушка в старой шали сидела на неудобном стульчике. Она не отрывала глаз от пожелтевших страниц старинной книги, которую бережно держала в руках. Редкое издание сказок Пушкина было её собеседником в этот холодный февральский вечер. И лучшего компаньона девушка и не желала.
Девушку звали Айгуль, но здесь все называли её Гуля. Татарочка из глухой деревни, она вот уже год работала в букинистическом магазине уборщицей. «Домик книгочея» стал для неё настоящим домом, пристанищем и убежищем.
Уехав, а вернее, сбежав из дома от позора, подгоняемая проклятиями родственников, Айгуль готова была скрыться хоть под землёй, только бы не слышать обидных слов, не сжиматься под тяжестью ругательств, бьющих побольнее камней. Старая как мир история: девушка училась в городе, влюбилась, уступила требованиям мужчины, потеряла невинность и забеременела.
И, может быть, правду удалось бы скрыть, если бы возлюбленный женился на Айгуль. Но подобные подвиги не входили в его планы, и девушка осталась один на один со своей бедой. Родись и живи она в городе, всё могло сложиться по-другому. Ну, поворчали бы родители, отругали блудную дочь, но помогли бы и приняли её назад вместе с нагулянным ребёночком. Но нет, нравы их мусульманской деревушки прямо-таки вопили, что Айгуль опозорила свой род и достойна только презрения.
Сбежав в город от разъярённых родственников, девушка потеряла ребёнка, бросила учёбу и уехала куда глаза глядят, а точнее туда, куда хватило денег на билет. Сойдя на станции в русском городке N, она, гонимая тревогой и печалью, случайно набрела на старинный особняк с таинственной надписью «Домик книгочея».
Айгуль с детства обожала книги. У старенькой вдовы русского профессора, приехавшей доживать в родную татарскую деревню, была огромная библиотека. Разглядев в маленькой девчушке родственную душу, старушка с радостью пустила Айгуль в свою сокровищницу и открыла для неё мир книг. Мир, ставший для девочки отдушиной в тяжёлой деревенской жизни, сказкой, спасавшей от обыденности. Как только выдавалась свободная минутка, Айгуль бежала в профессорский дом-библиотеку и читала, читала, читала. Худшим наказанием для неё была невозможность снова взять в руки книгу с шуршащими страничками. Она и институт выбрала педагогический только потому, что в нём был филологический факультет, а значит целых четыре года можно было не расставаться с книгами.
И, стоя перед «Домиком книгочея», Айгуль увидела в этом знак судьбы и вошла внутрь. Робко разглядывая стеллажи с редкими книгами и иллюстрированными альбомами, полки с антиквариатом и старинным фарфором, девушка мечтала только об одном — остаться здесь навсегда.
— Ты что-то хотела? — с мягкой улыбкой спросила продавщица, пожилая женщина с седыми, забранными в строгий пучок волосами.
— Нет-нет, я просто смотрю. Не бойтесь, я ничего не испорчу, — поспешно ответила Айгуль.
— А я и не боюсь. У тебя на лице написано, что ты влюблена в книги. Так ведь?
— Очень, — закивала девушка. — У вас здесь настоящая сокровищница.
— Я тебя раньше не видела. Ты приезжая?
Почему Айгуль рассказала незнакомой женщине свою историю — кто знает? Не таясь и ничего не скрывая, она выложила всю правду и с тревогой ожидала обвинений в свой адрес.
— Бедная девочка, — покачала головой продавщица. — И что ты теперь планируешь делать?
— Попытаюсь найти работу и жильё. Я могу убирать, мыть, чистить, коров доить и коз.
— Ну, коз у нас тут нет, — рассмеялась женщина. — А вот уборщица, или, как их теперь называют – мастер чистоты, нам нужна. Раньше я сама убирала, да возраст, ничего не поделаешь. Согнусь, бывало, и не разогнусь. Так что работа в магазине есть. Деньги, конечно, небольшие, но зато ты сможешь пожить в дальней комнатке. Не дворец, но вполне нормальные условия. Только сначала нужно прибраться: там раньше мебель хранили, а сейчас помещение пустует. Думаю, что наш хозяин не будет против. Он давно мне велел замену найти, да почему-то попадаются одни лентяйки. Работать не желают, носы от тряпки воротят, а денег хотят. Ох, что-то я разворчалась, как старуха, — перебила сама себя женщина. — А то, может, ты против, а я тебя агитирую?
— Нет-нет, что вы! Я согласна работать. И жить тоже. Спасибо вам огромное!
— Ну, тогда пошли чай пить с бутербродами. Время-то уже обеденное, а ты – с дороги, проголодалась, небось.
— Я ела, — смутилась девушка, а у самой живот уже песни пел от голода.
— Пойдём-пойдём, сытый работник всегда лучше голодного, — тепло улыбнулась женщина. — Звать-то тебя как?
— Айгуль. Айгуль Ильясова.
— Красивое имя. Насколько я помню, в переводе с татарского — это «лунный цветок». Гуля, значит. А я Надежда Васильевна, старейший работник «Домика книгочея». Пойдём, Айгуль, знакомиться с магазином. Он у нас с характером, не всякого принимает, не каждому откроется. Посмотрим, придёшься ли ты ему по душе.

***
Так началась новая жизнь Айгуль. Будни букинистического магазина проходили неторопливо и размеренно. Посетителей было немного, но почти все появлялись с конкретной целью, зная, что именно они хотят приобрести.
Захаживали пожилые антиквары в поисках им одним ведомых сокровищ, благообразные старушки приносили на продажу альбомы, любовно завёрнутые в пожелтевшие газеты, молодые собиратели старины тщательно выбирали книги для пополнения своих коллекций.
Некоторые приходили просто пошуршать старыми страницами, к которым прикасалось несколько поколений читателей. Они вдумчиво листали бумажные издания, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие.
Старушек Айгуль было немного жаль, антикваров она побаивалась, а обычных посетителей любила: ведь они так же, как сама Айгуль, испытывали трепет от прикосновения к самому большому в мире сокровищу — книгам.
Девушка почти всегда находилась в магазинчике. Работы у уборщицы было немного, но, не привыкшая сидеть без дела, Айгуль с разрешения Надежды Васильевны развела цветник возле особняка, посадила астры и петуньи, ирисы и ромашки, превратив маленький дворик в сказочную полянку.
Хозяин магазина появлялся почти каждый день. Сменяя Надежду Васильевну или вторую продавщицу, сам становился за прилавок, вежливо беседовал с посетителями, советовал, предлагал, но никогда не навязывал.
Звали его Михаэль Натанович. Типичный еврейский мужчина лет сорока пяти. Невысокого роста, с едва заметным брюшком, курчавыми волосами с проседью, глубокими карими глазами и отменным чувством юмора. Именно с ним предпочитали иметь дело старушки, вынужденные расстаться с семейными реликвиями. Михаэлю Натановичу удавалось провести сделку так, что, оставляя в «Доме книгочея» свои ценности, пожилые дамы не чувствовали себя униженными. Наоборот, они делали царский подарок миру искусства: их книги и альбомы теперь не будут лежать запертыми в тёмных шкафах, а попадут в руки тех, кто по-настоящему интересуется историей и литературой.
Гулю хозяин почти не замечал. Не потому, что она была обслуживающим персоналом, нет, просто девушка старалась не попадаться на глаза важному человеку, не мешать ему работать. Встречая её между стеллажами с тряпкой в руках, он вежливо здоровался и желал хорошего дня. Пару раз спрашивал, как ей живётся в дальней комнатке, получал в ответ слова благодарности за предоставленное жильё и уходил по своим делам.
От Надежды Васильевны и её сменщицы, толстенькой смешной и добродушной старой девы Антонины, Гуля знала, что Михаэль Натанович не женат, до недавнего времени жил со старенькой мамой, а после её смерти помогает воспитывать многочисленных племянников и племянниц. Кроме букинистического магазина, в семье есть мебельный бизнес, где Михаэль заправляет вместе со своим старшим братом.
Для Гули хозяин был жителем другой планеты, на которой есть свободный доступ к книгам, возможность выбирать, чем заниматься сегодня, и где не нужно ломать голову над завтрашним днём. Нет, Айгуль не роптала, она была счастлива в своём нынешнем мирке, особенно когда по вечерам в затихшем магазине она погружалась в старинные книги, с трепетом открывая для себя новых писателей и поэтов, художников и скульпторов. Путешествуя во времени, девушка забывала о своём шатком положении, о том, что у неё уже год как нет семьи, о поруганной первой любви и потерянном ребёнке.

***
В тот студёный вечер Айгуль, как обычно, сидела в уголке между стеллажами и читала. Выбор сказок Пушкина не был случайным. Гуля знала их почти все наизусть, но снова и снова перечитывала «Сказку о мёртвой царевне и семи богатырях», «Сказку о попе и работнике его Балде», «Сказку о золотом петушке», открытые ей когда-то вдовой профессора. Девочка, воспитанная бесправной матерью и жёстким отцом, нянька для младших братьев, у которой практически не было настоящего детства, лишь погружаясь в чудеса знакомых сказок, чувствовала себя маленькой и защищённой.
— Ты почему сидишь в темноте? Глаза заболят.
Гуля вздрогнула, вскочила со стульчика и чуть не выронила заветную книгу. Рядом с ней стоял хозяин и чуть насмешливо улыбался.
— Вы не подумайте, Михаэль Натанович, я очень осторожно обращаюсь с книгами. И руки у меня чистые.
— Руки? Ах, руки. Да-да, я вижу. Ты почему в темноте читаешь? Зажги верхний свет.
— Мне и так хорошо видно. А в темноте лучше, — засмущалась Айгуль. — Теплее читать.
— Как интересно — читать теплее.
— Ну да, — заторопилась Гуля. — Когда верхний свет горит, то все тени исчезают, прячутся, магазин молчит. А когда в зале полумрак и есть только свет от торшера, то книги просыпаются, и с ними тепло. Да вы сейчас сами поймёте. Вот присядьте и прислушайтесь!
Михаэль Натанович послушно опустился на соседний стул.
— Айгуль, а тебе не страшно здесь одной?
— Но вы же ещё здесь, — удивлённо подняла глаза девушка.
— Я вообще спрашиваю. По вечерам не страшно?
— Нет. Я запираюсь на засов. Забор у нас крепкий, и сигнализацию вы поставили самую хорошую.
Хозяин помолчал. В тишине слышался негромкий треск старых перекрытий да тиканье часов.
— Хорошо-то как. Давненько я не сиживал в зале после закрытия. Всё куда-то спешу.
— А раньше сидели?
— Да, мы с отцом частенько оставались после ухода посетителей, и он рассказывал мне истории наших книг, судьбы их хозяев, — задумчиво ответил мужчина.
— Михаэль Натанович, — решилась Айгуль, — а вы знаете, что у нас, ну, вернее, у вас здесь живёт домовёнок? Я с ним перестукиваюсь иногда. Он мне отвечает.
— Значит, я всё же не сошёл с ума, — почему-то шёпотом ответил Михаэль Натанович. — Хотя мне порой кажется, что все вокруг нормальные, один я «ку-ку». Ещё бы, верить в домовых и прочую нечисть! Знаешь, я в детстве отцу говорил про Кузю. Я его называл так, нашего домовёнка, Кузей, а папа только посмеивался.
— Он не нечисть, он хороший и книги любит. И вы не «ку-ку», ой, простите меня, — зарделась Гуля. — А Кузя — хорошее имя, ему подходит.
— Ладно, я пойду, — поднявшись со стула, с лёгким сожалением ответил Михаэль Натанович. — Обещал племяннику посмотреть с ним футбол. Закрывай дверь и наслаждайся Пушкиным. А я буду немножко тебе завидовать, — улыбнулся он. — И передавай привет Кузе от Мишки. От меня то есть, — пояснил он, видя удивление в глазах девушки.

***
С тех пор у хозяина и простой поломойки появилась своя маленькая тайна. По вечерам, когда в магазине уже никого не оставалось, Михаэль Натанович приходил в зал со стеллажами, облюбованный Айгуль, и они вместе читали. Каждый свою книгу, а потом делились прочитанным, обсуждали героев и слушали, как возится Кузя где-то в недрах особнячка.
— Айгуль, а почему ты, такая начитанная, образованная, работаешь уборщицей? Нет, конечно, каждый труд почётен. Моя мама, например, в юности санитаркой работала. Но у неё никакого образования не было. А у тебя, как минимум, колледж за плечами.
— Филологический факультет пединститута, правда, неоконченный. Четвёртый курс оставался, — грустно ответила Гуля.
— Что помешало окончить? Надоело? Или сессию завалила?
— Так, — помолчала Айгуль. — Одна печальная личная история. Хотите узнать? Она некрасивая и вряд ли понравится мужчине.
— Если ты готова рассказать, то буду благодарен за доверие.
— Да я уже свыклась с ней, — покачала головой Гуля. — Только вы отвернитесь, ладно? Мне так проще говорить.
В полутьме книжного зала маленькая татарская девушка рассказывала грустную историю собственной жизни, а взрослый, умудрённый опытом мужчина, сжав зубы, чтобы они не скрипели от злости на дремучую родню девушки, слушал и не понимал, как она после всего пережитого верит миру и радуется каждому дню.
— Спасибо, что камнями не закидали, — закончила свой рассказ Айгуль. — Вы меня теперь будете презирать?
— Не говори ерунды, Гуля. Твоей вины в этой истории нет. Маленькая влюблённая девчонка поверила мужчине. За что ж тут презирать? У твоих родителей не хватило ума разделить с тобой твою боль. Это их нужно камнями закидать, — в сердцах хлопнул он ладонью по стулу.
— Не надо, я не обижаюсь, у нас в селе строгие нравы. — Айгуль надолго замолчала.
— Жестокие, я бы даже сказал, драконовские, — возмутился Михаэль Натанович.
После затянувшейся паузы, нарушаемой лишь тиканьем старых немецких часов с давно онемевшей кукушкой, хозяин неожиданно предложил:
— А ты не хочешь поработать в зале? Продавать книги да и вообще всё, что у нас тут есть. Антонина наша надумала переезжать к племяннице, так что место совершенно свободно.
— А я смогу? — глаза девушки загорелись от радости, и алым маком вспыхнули смуглые щёки.
— Сможешь. Обязательно. И вот ещё что, Айгуль. Готовься восстанавливаться в институте. У нас в городе неплохой педагогический вуз, я сам его когда-то окончил, отец настоял на физмате, это уж потом я заочно библиотековедению учился. Я посмотрю, что можно сделать, чтобы тебя взяли. Может быть, не на четвёртый курс, но мы обязательно что-нибудь придумаем.
— Михаэль Натанович, я вам так благодарна! — на глазах девушки блестели слёзы.
— Бросай это мокрое дело, Гуля! Книги не любят сырости. Надеюсь, ты ещё не передумала стать филологом?
— В «Домике книгочея»? Как тут передумаешь? Да я ещё сильнее к книгам прикипела.
— И убирать ты в магазине больше не будешь. Не твоё это дело.
— Но как же? Я же собираю деньги на жильё. Не могу же я вечно вашей добротой пользоваться и место занимать.
— Это не обсуждается. Твоё жалование будет гораздо больше, чем у уборщицы. А с тряпкой найдём кому возиться. Дело нехитрое.
— Не скажите, вон Надежда Васильевна до меня скольких забраковала, — хитро прищурилась Айгуль.
— Ну, она известный цензор. Они с моей мамой очень дружили, с юности ещё. Так вот, стоило мне с девушкой познакомиться, в магазин её привести, как тётя Надя быстренько разведку проводила: кто, откуда, где учится, чем родители занимаются, и маменьке моей полный отчёт предоставляла. Ну а уж маму мою надо было знать! Никто ей не нравился. «Ну не родилась ещё та еврейская девочка, которая будет достойна моего младшего сына», — так она говорила, оправдывая свою нелюбовь к моим пассиям. Да я, если честно, не очень-то и огорчался. Ни разу не захотелось наперекор матери жениться пойти. Так вот и не обзавёлся семьёй. После маминой смерти уже вроде никто и не отговаривал, но не случилось как-то.
— Один живёте?
— Ну как — один? У нас три квартиры на лестничной площадке. В одной из них я обитаю, в двух других — сестра и брат с семьями. Так что одиночество моё весьма и весьма условное.

***
Михаэль Натанович сдержал своё слово. Айгуль приняли на четвёртый курс института в городе N с условием: за два месяца сдать экзамены по нескольким предметам. Девушка училась очно и работала во вторую смену в «Домике книгочея». Гуля расцвела и, казалось, летала от радости, не веря собственному счастью: она больше не испуганная татарская девчонка, выставленная родными из дома, а будущий специалист, у неё есть постоянная работа и новые друзья. Правда, Айгуль всё так же проводила вечера с книжками, предпочитая «посиделки» с хозяином разным студенческим тусовкам и развлечениям.
И вот уже новоиспечённый филолог торжественно несёт показать пахнущий типографской краской диплом своему наставнику.
— Что будешь делать теперь, специалист? — ласково улыбаясь в усы, спросил Михаэль Натанович. — Куда планируешь устраиваться? Не вечно же тебе продавцом работать.
— Вы меня гоните? — глаза Айгуль наполнились слезами.
— Что ты, девочка, это твой дом, как я могу тебя выгнать? Но тебе нужно идти вперёд, развиваться, заводить семью. Сюда к нам, сама видишь, молодёжь редко заглядывает.
— А если мне не нужна никакая молодёжь?
— Ну, это ты зря. Ты у нас красавица, любой парень счастлив будет, если ты обратишь на него внимание.
— А вы?
— Что — я? — опешил Михаэль Натанович.
— Вы будете счастливы?
— Айгуль, не нужно так со мной, — покачал он головой. — Ты сама всё прекрасно понимаешь.
— Обнимите меня, — шёпотом попросила Айгуль.
— Девочка моя, не провоцируй старого еврея. Я ведь могу и поверить в то, что тебе приятно моё общество.
— Приятно? Да я не знаю человека ближе и роднее. Вы самый умный, самый мудрый, самый лучший для меня, — упрямо наклонив голову, прошептала Айгуль.
— Я стар для тебя. Мне почти пятьдесят, я ровно в два раза старше тебя.
— Ну и что? Разве любовь зависит от возраста?
— Любовь? Ну она-то ни от чего не зависит. Только как можно девочке, такой красивой и умной, как ты, влюбиться в меня?
Айгуль подошла ближе, взяла руку Михаэля и прижала её к своей щеке.
— Я люблю вас, Михаэль, давно, ещё с той ночи, как вы застали меня с книгой на стульчике. Я помню ваши глаза, как вы смотрели на татарскую девчонку с книжкой, и удивление сменялось уважением. К кому? К поломойке, нищенке без роду без племени, отверженной даже своей семьёй. И ваше внимание придало мне сил дышать дальше, идти вперёд, посмотреть на себя с другой стороны. Вам стало неважно тогда, чем я занимаюсь в жизни, вы разглядели мой внутренний мир. Вы захотели в него заглянуть, а ведь никто и никогда до этого ни разу не спросил: чем я живу? что для меня главное? Такая безликая тень, которую никто не замечал. Я люблю вас, всем сердцем, всей душой, — она помолчала. — Вы… ты… только не отталкивай меня, ладно?
Михаэль сквозь стиснутые зубы выпустил воздух (он боялся даже дышать во время монолога Айгуль), порывисто обнял девушку и зарылся в её пахнущие весенними травами волосы.
— Девочка моя, как я могу тебя оттолкнуть? Только если со своей плотью. Я прикипел к тебе, я люблю тебя, но боялся даже думать о том, что мы можем быть больше, чем друзья. Ты – мой подарок, моё маленькое татарское счастье.
Он целовал девушку, стискивая всё крепче и крепче. Айгуль приникла к любимому, отдавая ему своё тепло, нежность и ласку.
— Гуленька, постой, иначе я не остановлюсь.
— И не надо, Мишенька.
— Нет, надо. Так неправильно. Мы завтра с тобой пойдём подадим заявление. Ты будешь моей женой, Айгуль Ильясова?
— Я? Твоей женой? Ты женишься на мне?
— Именно так, моя ненаглядная татарочка.
— А как же? Ты же говорил, что мама хотела только невестку еврейку.
— Я думаю… нет, я уверен, что она приняла бы тебя с радостью. И замучила бы своей любовью, — улыбнулся Михаэль.
— Я буду тебе хорошей женой, Мишенька, — с уверенностью сказала Айгуль.

***
Молодая беременная женщина снимала книги с нижних полок, две девочки-погодки протирали витрины, а мальчишка лет восьми аккуратно расставлял фарфор.
— Опять чистоту наводите? До дырок скоро протрёте, — громкий голос Михаэля нарушил гармонию букинистического царства.
Детвора поспешила обнять отца, а лицо Айгуль засветилось от переполнявшей её нежности к мужу, другу, самому лучшему человеку на земле, сделавшему её абсолютно счастливой женщиной.

Лариса Агафонова.

Visits: 181